– У нас на этот счет разные взгляды, – ответил Гроза. – Ты перестанешь думать о жизни, а я думаю. И я очень благодарен стране и ее вождям за то, что они о моей жизни тоже думают, берегут ее.
– С такими сухими мозгами, как у тебя, нельзя быть летчиком. Они у тебя сухие, совсем сухие, понимаешь?
– Ничего получается, – усмехнулся Гроза, потрогав орден. – Ты скажи, разве я не имею права жить уже потому, что защищаю самое необыкновенное, самое удивительное, самое прекрасное, что когда-либо знала история, – СССР. Мне хочется жить, уже от одной гордости можно пожелать бессмертия, а ты – умереть! Подумай о своем народе, какого сына родила твоя земля – Кавказ! Разве сыны этой страны не имеют права на лучшую, самую прекрасную жизнь на земле, а?
Сафар хотел сказать свое, – горячее, из нутра, не нашел слов и, поспешно собрав тетрадки, ушел.
У него не хватило слов, не хватило умения ясно и логично изложить свои мысли. Они с Грозой едва не поссорились, хотя с разных концов подходили к одному и тому же: жизнь – лучшее, что у них есть, но и тот и другой, не колеблясь ни секунды, отдадут ее по первому зову родины.
Гроза тоже собрался было уходить, когда под окошком послышались тяжелые шаги.
Вернулся Сафар.
– Сандро, ты Канделаки знаешь?
Косых знал Канделаки, но хотелось спать, и, чтобы отделаться, он ответил:
– Нет.
– Жалко, Сандро. Канделаки – замечательный парень! Он тоже бывший амбал. Бакинец, понимаешь?
– Ты за этим и вернулся? Я спать хочу, Сафар.
– Какой ты сонливый, Сашо… А Канделаки мне, знаешь, что сказал?
– Иди спать, Сафар.
– Канделаки говорил: делай рекорд, Гиго. Рекорды нам нужны. Рекорды – значит люди рекордные, а рекордные люди, сам понимаешь, необходимы. Страна замечательная, рекорды должны быть тоже замечательные…
– И люди, ставящие рекорды, тоже должны быть замечательные? Например, летчик Сафар…
Сафар покачал головой.
– Эх, Сандро, Сандро, я от всей души, а ты…
Он распрямил свои широкие плечи:
– Значит, ты думаешь – я не могу быть рекордным человеком?
– Смотря по какой части, Сафар. Если по гирям, то, вероятно, можешь.
И сейчас же пожалел о сказанном. Сафар не понимал таких шуток. Лицо гиганта сделалось мрачным. Так он сердился: лицо каменное, а кулаки сжимаются, тяжелые, как кувалды.
– Тебе нужно учиться, Сафар, – примирительно сказал Косых.