Да, так сказал Мартын. Это многие слышали.
Если после этого Круминьш счел возможным плыть с ним в одной лодке, то лишь потому, что Луиза умоляла не делать скандала. Но рано или поздно им придется столкнуться на узкой дорожке. Круминьша нисколько не пугает то, что Мартын силач и что у него опыт в драках, приобретенный еще во время беспризорничества – Круминьш тоже не напрасно обучался приемам рукопашного боя…
Силс долго сидел, молча вороша головни костра. Наконец сказал:
– Пора спать.
– Спать?.. – рассеянно переспросил Круминьш. – А как тебе нравится то, что давеча болтала Ирма?
– Что именно?
– Насчет нас с тобой, насчет комбината и… все такое.
– Пусть болтает, что хочет, – беспечно ответил Силс.
– А почему она спросила насчет сетки?
– Пусть, говорю, болтает… Мне все равно.
– А мне не все равно, – твердо проговорил Круминьш. – Нет, мне не все равно. Я не хочу, чтобы кто-нибудь смел болтать такое…
– Ничего особенного.
– Ты думаешь?.. А я не думаю. Сетка – самая уязвимая часть производства. Выход из строя сетки означает остановку комбината.
– Сегодня остановился, завтра снова пошел.
– Нет, это не так просто. За одной сеткой всегда может порваться вторая.
– За второй – третья и так дальше? – рассмеялся Силс.
– Ты напрасно смеешься, Карлис: что-то здесь есть, – в раздумье возразил Круминьш. – Запас сеток не бесконечен.
– Ну нет сеток, есть сетки – какое мне до этого дело. Оставь меня в покое с этой чепухой.
– Это не чепуха, Карлис. Если так говорит Ирма, значит…
– Ничего это не значит! Выбрось это из головы. Ирма злая девчонка. Вот и все!
Он снял с прутьев одежду Круминьша и положил ее рядом с другом.
– Давай-ка спать, – повторил Силс, – все твое просохло.
Силс полез в палатку, а Круминьш стал одеваться.
Оставшись один, он собрал в кучу рассыпавшиеся угли, подбросил в них несколько сухих веток и остановился над костром. Хвоя потрещала, словно лопающиеся на сковороде орехи, пустила густой клуб белого дыма и вспыхнула ярким пламенем. Ветки сгорели быстро и сразу рассыпались в легкий пепел, припудривший крупные уголья. Головни под ним то делались ослепительно яркими, то серенькая пленочка пепла быстро одевала их, как веко одевает засыпающий глаз, и снова исчезала. Будто угольки лукаво подмигивали Круминьшу. Он долго глядел, как они мигают, и у него зарябило в глазах. Он зажмурился и постоял с закрытыми глазами.