Унесенный - страница 8

Шрифт
Интервал


Сейчас его перестали волновать недоброжелатели – стал смотреть на бывших соперников, уже отболев, с удивлением, как на древнего египтянина, пьяницу и соблазнителя, кравшего вещи из пирамиды фараона, о суде над которым рассказано в древнем свитке.

Мир в сознании ячеист, в каждой ячейке свои глупости и иллюзии самосохранения, ибо никто не видит себя со стороны. Все проблемы сливаются в одну: добиться благополучия и, не дай бог, не умереть.

Здесь, в космосе, те эмоциональные пристрастия удаляются в прошлое, и каждая реальность на Земле, на протяжении всей истории прошлого и настоящего видится в настоящем времени, и слепо кружится внутри себя, не зная, что можно посмотреть на себя со стороны.


Маленькие истории жизни туристов на космическом корабле утонули – в величии космоса. Отсюда Земля виделась отстраненным голубым шариком – в ней исчезли угнетающие мелкие вещи и делишки, значительные, когда они у собственного носа.

Для Гордеева разделение между тем прошлым и настоящим, в черной пустоте, стало таким невообразимым, как между планетой людей и экзопланетой, удаленной на несколько световых лет, о которой ничего не известно.

Он летел в безграничную близость вселенной, слыша вздохи из самого ее начала, шум реликтового излучения. Летел в невероятную новизну, что питала его с юности. Претворял в актуальность то, что вечно любят люди – бесконечный полет, формулу поэзии. И становился ясным смутный замысел искусства Земли, хотя оно пока лишь стремится стать космическим. Его вдохновение – из земного, человеческого. Чудо – из человеческого.

Станислав Лем мечтал о большом искусстве, как сама Земля, земное тяготение, вылепившее человека. Как она прекрасна, и потому так трудно космонавту быть не в своей среде!

Сейчас в искусстве все еще сохранилось сочувствие к нищим духом Акакиям Акакиевичам. А как быть с теми, кто не желает выбираться из темноты? А с теми, кто бесцеремонно вторгается в личное пространство других людей?

____


Он усмехнулся: какими пустяками я занят в моем положении?

Так вот какая она: безграничность! Если бы только не этот надрыв пустой бесконечности, откуда уже не вернуться назад!

И потянуло на поэзию. Стал сочинять стихотворение, оно получалось каким-то зловещим.


Как это страшно – не на Земле
Жить, о ее угрозах не зная, —