Семен ответил:
– Воистину так, купно, – и, трижды поцеловав Юрия, свернул на Калужскую дорогу.
* * *
Темная, ночная Москва. Разноголосо перебрехивались собаки.
У ворот боярина Версеня одетый в шубу и теплую шапку человек долго стучал в калитку. Надрывались спущенные с цепи лютые псы. Человек барабанил палкой по доскам что было мочи. Наконец щелкнул запор и открылось смотровое оконце. Воротний мужик подал недовольный голос:
– Кого там принесло?
Человек сердито прикрикнул:
– Заснул! Вот ужо пожалуюсь боярину, он те всыплет! Отворяй!
Мужик испугался, торопливо распахнул калитку, впустил ночного пришельца, пробурчал, оправдываясь:
– Не спал я, по нужде отлучался.
Человек уже успокоился, сказал тише:
– Веди к боярину, скажи, дьяк Федор к нему…
Боярин Версень ждать не заставил, сам спешил навстречу. Дьяк подковылял вплотную, дохнул луковым перегаром боярину в нос, хихикнул:
– Умер холоп. Что поведал перед смертью, мне одному ведомо. Даже подручный не слыхал, ибо отлучался он на тот момент.
– Слава тебе, Осподи! – отирая рукавом пот, облегченно вздохнул Версень. – Хоть и нет моей вины в холоповой дури, но великому князю как то вразумишь?
Дьяк снова мелко засмеялся:
– Ужо порадел я ради тебя, боярин…
Версень засуетился:
– Погоди, Федор, я сей часец.
Вскорости воротился, ткнул дьяку кожаный мешочек. Звякнуло серебро.
– Тебе, чтоб обиды не таил. За добро твое ко мне…
И самолично провел дьяка до ворот, подождал, пока мужик закроет за ним калитку. Плюнув вслед, пробурчал:
– Чтоб тебе подавиться теми рублями.
Поддернув сползшие портки, боярин отправился досыпать.
* * *
Государь еще плескался над тазиком, а оружничий Лизута, рыжий, сгорбившийся от худобы и угодничества, уже нашептывал голосом тихим и вкрадчивым:
– Князь Гюрий и Симеон сообча из Москвы отъехали.
– Еще что знаешь? – недовольно прервал его Василий и, подняв голову, долго растирал лицо льняным утиральником. – О чем князья меж собой говорили, Лизута?
Оружничий растерялся.
– От послухов, осударь, Гюрий и Симеон, оберегаясь, один на один речь вели.
– Знать тебе надобно, боярин. – Кинув полотенце оружничему, Василий натянул рубаху. – А еще вот о чем хочу сказать тебе, Лизута. За дьяком Федькой доглядывай.
Оружничий вздрогнул.
– Осударь Василий Иванович, как могу я? Дьяк Федор отцом твоим приставлен к пыточной избе!