Вообще-то смотреть вниз нельзя, но ежели взблазнется или окликнет кто? Отец учил, что настоящий «Черный паук» всегда должен быть готов к таким случайностям. Зато теперь карниз для него – плевое дело. И высота, и страшные рожи на стенах. Жуткие, особенно в лунную ночь, когда даже птичий помет под ногами только что не светится, и всегда видишь, куда поставить ногу.
В середине карниза – маленький сюрприз. Для других сюрприз, а он-то все эти учительские штучки давно вызнал. Карниз как бы разрывается, без веревки не допрыгнешь. Но это для всех остальных невозможная преграда, а для него – что разбухшее в теплом навозе ячменное семечко раскусить, потому как давно уже найдены специальные углубления в стене, по которым можно опасный отрезок пути перейти. Учитель и те, кому он доверяет, в этом месте узкими кинжалами пользуются, ими за стену цепляются, оттого она и исцарапана, точно все чудища Тартара, сколько их ни есть, ее тиранят. Он же все цепляется пальцами своими многострадальными. Но коли голова с изъяном, телу, понятное дело, достается уже по полной. Впрочем, это учителя так говорят, а он, Квинт Публий, все сделает по-своему, как отец учил.
Квинт улыбнулся про себя, подумав об отце. Вот кто не стал бы полагаться на ненадежные приспособления. Пальцы – другое дело. Пальцы, пока враги «Паука» не изловили и ножом их не оттяпали, всегда при тебе, а вот коли к ножам да веревочкам привыкнешь, будешь без них, как без рук.
Отец… выяснить бы что-нибудь про отца. А ведь учитель знает. Знает и ничего не говорит. Впрочем, почему настоящему «Черному пауку» кто-то обязан что-то объяснять? Потребна информация – добудь, а не тянись к начальству с вопросами, точно малышок за мамкиной титькой.
Квинт даже поежился от ощущения собственной важности. Повел плечами и чуть не навернулся на влажном карнизе. Вот бы завтра срамота была, когда школьный дворник наткнулся бы поутру на покалеченного ученика. Тьфу!
Отец всегда наставлял слушать, наблюдать и считывать тайные знаки. Даже дома не говорили прямо, измышляли словесные обороты, из которых дети должны были извлечь приказ или просьбу, пожелание или предложение.
В тот день, когда в дом пришли солдаты и одетый в красный плащ и золотой шлем с торчащим поперек, точно лучи красного солнца, конским волосом младший офицер – оптио – сообщил матери о смерти отца – Тита Публия Лимуса, предъявив для опознания залитую кровью тунику и родовой перстень… Все это одиннадцатилетний Квинт видел через особую щелку, через которую он привык наблюдать за происходившим в атриуме. Вокруг всего дома пристроенный отцом тянулся узенький коридорчик – двойная стена, в котором взрослому человеку приходилось передвигаться боком, а ребенку – раздолье.