Постарел коник мой вороной,
Загрустил, и не ест и не пьёт,
И как прежде при встрече со мной,
Как бывало от счастья не ржёт.
Только глазом печально косит,
И сказать будто хочет сквозь грусть:
«Слышишь, друг -меня в степь отпусти,
И не жди -больше я не вернусь…
Выручал тебя, помнишь, не раз,
И от пули не раз уносил,
Час пришёл -помирать мне пора.
Отгулял. Да и нет больше сил.
Там, на небе есть, слышал, табун.
Ходят в нём все, хозяин, как я,
Отпусти – я до них добегу,
Позаждались там знаю меня.
Травы там молодые в степи,
Кобылицы призывно зовут,
Отпусти меня к ним, отпусти,
Не сочти, прошу Брат мой, за труд.
Я ведь волюшку тоже любил,
Слаще она стократ чем вино.
Ты меня, я прошу, отпусти,
Так видать на Роду суждено.
Помни, Брат, ты меня молодым,
Ты трёхлеткой, лихим жеребцом,
Углядел как меня средь других,
И забрал, порешив с продавцом.
Приходить к тебе буду во сне,
Будем вновь вместе с лавой нестись,
Ты, как прежде, в черкесском седле,
Будешь шашку вздымать свою ввысь…»
Я его тогда в степь отпустил,
Напоследок за шею обняв,
Лишь до крови губу прикусил,
Брат прощай – буду помнить тебя.
Дай Бог, чтоб не сорваться в запой,
Хоть не пил я до этого дня,
Высоко в небе, мой вороной,
Тихо ржёт, поджидая меня…