Подобрал я подранка зимою,
Подсказало мне сердце: «Возьми!»
Он бессильно лежал предо мною
На дороге, в засохшей крови.
На меня он лишь скалился слабо,
Подвывая пытался ползти,
Перебила картечь ему лапы,
Обе задних -куда ж тут идти.
Толь охотник был тот неумеха,
Что не смог наповал уложить,
Или может, нарочно, для смеха,
Отпустил:" Глянь, браты, какбяжить!»
Конь забился, почуявши волка,
Так заржал, что аж сердце свело,
Когда взявши подранка за холку,
Я забросил его на седло.
Лишь под вечер, вернувшись в станицу,
Бедолаге я раны промыл,
Повязал их холщовой тряпицей,
И в омшанник его запустил.
Вот ведь как оно всё ж-таки вышло,
Что волкА к себе в дом притащил,
Он дней десять лежал неподвижно,
Только воду порой жадно пил.
Прокопав узкий лаз под стеною,
Не простившись он ночью ушёл,
Зверь есть зверь -он не может со мною,
Лишь на воле ему хорошо.
Много позже, опять же зимою,
Был застигнут бураном в степи,
Снег колючий кружил надо мною,
Понял, что не сыскать мне пути.
И замёрз бы я, брат, в одночасье,
И к гадалке не суйся, как вдруг,
На беду, или может на счастье,
Подскочил ко мне серый бирюк.
Ох, матёрый, глядит не мигая,
Загрызёт – до весны не найдут,
Чуть на заднюю лапу хромая,
Он с разбегу мне прыгнул на грудь…
И вдруг этот огромный волчище,
Мне лицо в один миг облизал:
«Это ж я, твой подранок давнишний!
Что ж ты друг – неужель не признал?»
Так, хромая, пошёл предо мною,
И под утро к станице привёл,
Глянул: мол, теперь квиты с тобою,
К себе в лес без оглядки ушёл.
И хоть с детства к охоте приучен,