– Вот значит как, – прошептал удрученно Аверьян. – А для чево с церковью воевать? Разве церковь враг государству?
– Враг! – твердо заявил Игнат. – И не просто враг, а што ни на есть кровный! Религия отравляет умы, а энто недопустимо в нашей рабоче-крестьянской республике.
– Скоко жил, не знал об этом, – изумился Аверьян. – Веруют в Христа люди, ну и пущай себе веруют. Разве батюшка с кадилом и крестом на пузе может быть врагом вооруженной до зубов власти?
– Тем-то религия и коварна, – усмехнулся Игнат. – Вот хто ты? Верующий? А в ково? Ты верил в Христа небеснова, а теперь веришь в Христа земного. А не грех ли это великий, зятек? Ты ведь хуже предателя…
Последовала напряженная пауза, во время которой Аверьян обреченно вздохнул. Ему потребовалось несколько тягостных минут, чтобы восстановить равновесие.
– Ты не веришь мне и хотишь остаться со скопцами? – протянул разочарованно шурин.
– Сам не знаю, – ответил Аверьян. – Запутался я, Игнашка.
– Вот оно и есть влияние сектантов, – ухмыльнулся тот. – Я тоже долго сумлевался, покуда товарищи не убедили меня в том, что нету Бога! Небеса есть, а Бога нету. Тю-тю, понял!
Аверьян не понял. Он хотел солгать, только какой в том смысл? Все, что нужно – это сказать «да». Но у него засосало под ложечкой:
– А што мне надо будет делать, обскажи, Игнашка? – Калачев взглянул на шурина. Не следовало задавать больше вопросов, но он не мог остановиться. – А скопцы? Ты и твое начальство хотите што-то с ними сотворить?
Игнат посмотрел на него с чувством, похожим на жалость. Аверьян стиснул зубы и отвернулся, чувствуя что сморозил глупость и сцепив руки в замок, чтобы унять трясучку. Хорошо, что на улице царила ночь, а не то Игнат увидел бы в его глазах всю боль и отчаяние.
– Не изволь сумлеваться, зятек, – ответил, ухмыльнувшись, Игнат. – Нам не нужны жизни сектантов, нам нужно кое-что существеннее… – Он посмотрел на Аверьяна, а тот внимательно смотрел на него. – Ты доволен моим ответом, сродственник?
Аверьян кивнул.
– Подсобишь по-родственному?
Он не ответил, а снова кивнул.
– А теперь ступай, – велел ему Игнат. – Скопцы не должны больше видеть нас вместе.
Аверьян пожал протянутую руку и повернулся, не предполагая, что шурин ухмыляется ему в спину.
– Браунинг завтра верни, – сказал он на прощание. – О нашем разговоре никому не слова…