В архиве Гуверского института войны, революции и мира, в фонде П.Б. Струве, хранится присланная в 30-е годы из СССР неким Василием Молотобойцем (явно псевдоним) «Поэма о бедлаге»[46]. Это, пусть с поэтической точки зрения не очень совершенное, произведение свидетельствует, что далеко не все в нашей стране были оболванены официальной пропагандой и хорошо понимали суть политики «большого скачка»:
Жрать хочу, живу, не мывши рыла,
От марксизма на сердце тоска:
Без мытья, завшивевши, без мыла,
Я дождуся скоро сыпняка.
Плохо жить, коль стало пусто в брюхе,
Коль кругом нехватка, нищета.
Кто виновен в этакой разрухе?
Знают все, но скованы уста.
Заглушая гнев народных криков,
Сталин свищет звонче соловья:
«Виноват во всем товарищ Рыков.
Раньше – Троцкий, но никак не я!
Так по плану силы мы утроим,
На рожон полезем сгоряча,
Разорив крестьян, насильем строим
Коллективы – в память Ильича.
Созидаем фабрики и домны,
Человечьих жизней не щадя…
Достиженья знаете, огромны.
Ни доски для пола, ни гвоздя.
Не страшны мне кулаков угрозы,
Им теперь не сосчитать костей.
Я отправил в ссылку на морозы
Сотни тысяч женщин и детей!
Мужиков – на лесозаготовки.
Стариков – на Мурман и в тюрьму.
Служат мне наганы и винтовки
Побеждать невежество и тьму.
Разум мой какой-то гад окутал.
Будто жить мне несколько веков.
Второпях я с кулаками спутал
Средняков и даже бедняков.
Ну их к черту! Вижу через призму
Дальней жизни яркие цвета.
Легче нам шагать к социализму,
Коль дорога кровью залита.
Все одни и те же монологи:
“Наш успех”, “Мы строим”, “Мы должны!”
Не пройдя и четверти дороги,
Я разбил основы всей страны.
В СССР-ре каждую минуту
Деспотизм мой не проходит зря.
Я затмил жестокостью Малюту,
Иоанна Грозного царя.
Знай меня, крестьянин и рабочий.
Соревнуйся, пота лей ручьи.
В городах и селах дни и ночи
Жмут тебя опричники мои».
Ставшие доступными исследователям документы позволили раскрыть роль Мехлиса в выявлении и разгроме «право-“левацкого” уклона» в лице С.И. Сырцова, В.В. Ломинадзе и их сторонников. Сырцов попытался уличить генерального секретаря в одном из самых страшных после X съезда РКП(б) преступлений против партии – фракционности. По его мнению, которым он поделился с Ломинадзе и группой других единомышленников, Сталин предпочитал опираться не на весь состав Политбюро, а лишь на избранный круг сподвижников, собирая их на отдельные, строго конспиративные совещания, где и предрешалось большинство важнейших партийных и государственных решений.