В пяти метрах от колоды, стоя, дремала уставшая мать. А где же остальные? И волчица положила передние лапы на колоду, приподнялась. Совсем близко в траве спали телята. Теперь надо было торопиться: редел мрак ночи. Надо было одним прыжком накрыть жертву. Она знала, как это сделать. Сгорбив до предела костлявую спину и пропустив далеко вперед задние ноги, волчица взметнулась вверх!
Отчаянный крик разорвал лесную тишину и пугающим эхом расползся по бору. Мать в испуге бросилась к кустам, но вдруг остановилась. На траве, под хищником, барахтался задавленный теленок. Одно мгновение – и кроткой, пугливой матерью овладел гнев. В больших добрых оленьих глазах вспыхнул злой зеленоватый огонек. Несколько прыжков – и олениха ударом передней ноги отбросила к колоде Одноглазую.
Трудно сказать, чем бы все это кончилось, если бы из кустов не послышался тревожный крик второго теленка.
– Бек-бек, – тревожно прокричала мать, подбегая к малышу, и олени, перескочив ручей, исчезли в бору. На перевале они остановились, и мать долго кричала, долго звала оставшегося на поляне теленка.
А волчица расправлялась с добычей. Разорвав брюшину и запустив глубоко внутрь свою морду, она сожрала печенку, сердце, вылакала кровь и принялась за тушу.
Через полчаса на примятой траве лежали остатки молодого телка. Только теперь Одноглазая заметила, что поднялось солнце, уже исчез утренний туман и свистели птицы. Волчица стала кататься по влажной траве: нужно было смыть с шерсти кровь, иначе запах свежей добычи далеко потянется по следу, а по нему рысь, соболь, колонок легко могут найти остатки и не замедлят растащить все.
– Кар-кар… кар-кар… – послышался крик ворона, а затем и шум крыльев.
Ночуя далеко, на краю соснового бора, ворон слышал на рассвете крик молодого оленя и сразу догадался, что произошло на поляне. Он решил, что нужно торопиться, и полетел на крик.
Скоро ворон появился над падью. Усевшись на вершине старой сосны, он стал осматривать поляну. С высоты ему хорошо были видны и поляна, и край ерника, и даже примятая трава с красными пятнами на ней.
Это был старый ворон. Он лучше других знал страну Бэюн-Куту. Знал, сколько в ней зверей, птиц, в каких местах они кормятся, куда ходят на водопой, где прячут потомство, кто с кем враждует. Волки считали его своим. Ни одно событие в этой стране не обходилось без его участия. Жители соснового бора старались не попадаться старому ворону на глаза. Крик его был всегда вестником несчастья.