В полдень остановились, доели остатки хлебова, Луня пошарил по окрестностями, и хотя амулет Зевы должен был помогать в птичей охоте, подстрелил рыжего сурка – путники снова были с мясом.
– Завтра к больше реке выйдем! – сказал Шык, когда они снова двинулись в путь: – Срубим плот, кони вплавь пойдут, река спокойная.
– А как она называется? – спросил Луня, на ходу распиная шкурку сурка на крестовине из веток и прилаживая ее у седла.
– По-нашенски – никак! – ответил волхв: – Течет она с Ледяного хребта, на юг, и теряется в незнаемых землях за Черным Лесом. Корья ее тут по своему кличут, Аась-га, а дальше, там, где люди не живут, имени у реки нет…
Ночевали снова в стороне от Хода, и вновь караулили поочередно – мало ли что. Ночь прошла спокойно, лишь под утро прилетел к стану ворона и начала орать дурным голосом, накликая нежить, но проснувшийся от карка Луня угостил серую кликушу камнем, и она улетела прочь.
Реки достигли еще до полудня. Луня выволок из мешка тяжелый бронзовый топор, каким валят лес роды, споро срубил четыре не очень толстые березовые лесины. В четыре руки путники быстро обрубили ветки, ошкурили бело-серые кривоватые стволы, из полос ивовой коры скрутили хлысты, и стоя по колено в воде, связали плот. Конечно, долгого плавания он бы не выдержал, расселся, но на один раз корьевых закруток точно хватит…
Накидали на бревна веток, сложили сверху мешки и котомки, завели в воду коней. Шык долго что-то нашептывал им в мохнатые, чуткие уши по-арски, потом махнул Луне, с длинным шестом стоявшим посредине плота – поехали!
Луня оттолкнулся разлапистым концом шеста, где специально были оставлены сучья-упоры, от песчаного дна, и плот отчалил от берега.
Арпаки, которых сидящий сзади Шык тянул за узды, нехотя вошли в воду, заволновались, теряя дно под копытами, заворочали налитыми страхом глазами, но потом ничего, успокоились и поплыли, чудно вытягивая шеи.
Безымянка, как назвал про себя реку Луня, была в этом месте куда как широка – шагов в пятьсот, из его лука и до середины не дострелить, пожалуй, с Великой Ва, главной рекой родов, что с заката огибает их земли, потягаться могла бы. Ладно, хоть не глубоко, шест до дна достает, а то грести пришлось бы, течение ловить, и к другому берегу приставать много ниже…
Пока Луня думал, сноровисто толкаясь шестиной, Шык напевал арскую песню, успокаивая коней. Так и переправились, без проишествий, только у самого берега, илистого и топкого, Луня оступился и здорово извозился в жирной прибрежной грязи.