Меня снова провели по подвалу, подвели к камере, из проема выглянуло сонное лицо солдата, пропахшего селедкой и чем-то похожим на краску.
– Петров, принимай нового «хозяина», – весело сообщил конвойный.
Как я узнал позже, солдаты, прикрепленные к каждой из камер, «хозяином» называли заключенного, который в ней содержался.
– Тоже немец? – вздохнул Петров.
– Ага, барон курляндский фон Гофен, – подтвердил конвойный.
– Опять по-человечески не поговорить, – сокрушенно произнес Петров. – Немчик, что у меня сидит, только «вас» да «нихт ферштейн» лопочет.
– Нет, этот вроде как русский разумеет.
– Да ну, – обрадовался Петров. – Давай-ка его скорее сюда. Он ведь после дыбы, пусть отлежится. А Карлу моего на розыск поведете?
– Пока не велено. Ушаков нынче злющий, дрозда канцеляристам дает. Фалалееву снова на орехи досталось. Не до розысков пока.
– А насчет жалованья что слышно?
– Задерживают пока. И денег, чтобы кормить арестованных, не дают. Двух копеек жалеют.
– Выходит, мне их за свои кровные харчевать? – расстроился Петров.
– А вдруг повезет? Может, они богатенькие, – предположил конвойный.
– Вряд ли, – сокрушался Петров. – Тот пацан, Карла, гол как сокол. Ежели были у него деньги, так при обыске все скрали. А вы проходите, барон, не стесняйтесь. Кто знает, сколько здесь проведете, – обратился он ко мне.
Меня ввели в камеру, пропахшую дымом, нечистотами и смрадом.
– Располагайтесь, – пригласил Петров. – Как говорится, чем богаты…
Небольшое окно, скорее похожее на бойницу, было закрыто решеткой и деревянным щитом. Тускло горела свечка. На затопленной печке стояли закопченные чугунки. В одном из них вкусно пахнущее варево помешивал большой деревянной ложкой второй солдат.
В углу на собранной в кучу соломе лежал Карл. Увидев меня, он вскочил и бросился с объятьями:
– Дитрих, брат, что с тобой сделали эти мерзавцы? Тебя пытали?
– Извини, Карл. Я страшно устал. Давай после поговорим.
С этими словами я свалился на солому и уснул.
Дни потянулись бесконечной вереницей – одинаковые, как две капли воды. На допросы водить перестали, я не знал – радоваться этому или огорчаться. Торчать в застенках десятки лет, подобно графу Монте-Кристо, не улыбалось. Впрочем, узников в Петропавловской крепости долго не держали, казематы служили чем-то вроде следственного изолятора. После вынесения приговора заключенные покидали стены Петропавловки, и хорошо, если отправлялись в ссылку. Тайная канцелярия штамповала один смертный приговор за другим. Хватало и таких заключенных, что не доживали до завершения следствия – они не выдерживали пыток и умирали, к тому же если узник не имел денег на посещение врача, то вполне мог загнуться от заражения крови, ибо основными медикаментами были водка, шкура свежеубитой овцы (ее клали на спину после пытки кнутом или огнем) и капустные листья, служившие для вытягивания гноя.