– Это мне за соловьиху…
Так постоял немного, а затем с трудом повернулся от дверей и, часто шаркая непослушными ногами, ушёл к себе в комнату.
Наши дети тоже будут другими.
Ещё какое-то время перед сном я укладывал в своей голове этот эпизод, затем пожелал жене спокойной ночи и вышел на крыльцо. Уселся на верхнюю ступень и, прикурив от спички, отправил взгляд в небо, потерявшись среди бесконечных созвездий.
«Бывает, что днями ничего не ест», – вспоминал я жалобы своей бабушки на мужа. – «Как-то с Леной вывезли его на крыльцо. В кресле, конечно. Он посидел немного и вижу – плохо ему, в комнату просится. Отвезли обратно. Окно открываю только когда спит – иначе очень беспокоится, боится чего-то». И в другой раз: «Даня, ему страшно!».
Докурив сигарету до фильтра, я достал из пачки вторую и, тут же прикурив от кропаля, щелчком послал окурок за забор.
«О чём он думает, лёжа в своей маленькой спальне? Светят ли для него маячками какие-то особенные события минувших лет? Сожалеет ли он о чём-либо? Думает ли о том, что ждёт его за чертой?..»
– Ну, благослови Господь, – так начинал своё дело дед, будучи ещё на крепких ногах.
– А ей не больно? – спрашивал я, помогая деду удерживать животное и с интересом наблюдая, как с боков связанной по ногам овцы аккуратными полосками спускается руно.
– Нет, внучек. Немножко страшно, но не больно. Сейчас управимся и отпустим её гулять – всё же легче. А то очень жарко им в шубах сейчас.
Стрижка затягивалась на добрых четыре или пять дней, и всю эту неделю я ни на шаг не отходил от дедушки: помогал точить ножницы, обрезать колтуны, загонять очередную овцу, укладывать её на стол, связывать ноги и держать животное, – особенно, когда дед переходил на круп и к голове. Самому же остричь хотя бы кусочек барашка мне тогда так и не случилось:
– Не надо, Даня. Рука неопытная у тебя. Овца дернется – обрежешь, упаси Господь. Да и ножницы тугие, не под твою ладонь сделаны.
В другой раз, внучек – и запускал пропитанные бараньим жиропотом руки в густую шерсть очередной овцы, готовя первый пробор.
«… Значит, верующий? Или так, – по привычке? – снова спрашивал сам себя я, вернувшись в комнату и лёжа в постели. – Не должно». С этими чётко очерченными вопросом-ответом я и провалился в сон…
– За всю жизнь не слыхала от него ни одного ласкового слова, – снова бабушка в редкие минуты ностальгии, – для него существовали только две вещи: работа и книги.