Я взял финики, конечно, и, не решаясь выйти из вестибюля, так и остался стоять у дверей. Будто всё неправда. Будто если я сейчас развернусь и уйду, то оно вдруг станет правдой, утвердится и никогда не изменится впредь.
И я стоял, пока в моей голове укладывалось сообщение о смерти: разглядывал сухофрукты сквозь окошко в картонной коробке и представлял далёкую пустыню, которая их взрастила.
Врач потом пояснил, уже после похорон, что у старика отнимались ноги и его готовили к шунтированию; интересовался, кем прихожусь покойному и всё удивлялся, узнав, что – никем. Мне нечего было ему ответить.
Да и не хотелось.
В нашу последнюю встречу Георг Давидович обронил, кстати, что никогда не ел фиников, а я было подумал, что он таким образом благодарит меня за гостинец. Желая стушевать свою неловкость, я сказал тогда, что это был Меджуль. «… самые сладкие из всех, что есть. Мой дедушка их очень любил», – уточнил я в надежде, что они ему понравились.
– Ну, здравствуй, мой дорогой. Спаси Христос, – перекрестился Георг Давидович, – рано прибрал Господь к рукам. Знал я и Николая Даниловича, и бабушку твою знаю, и уважаю глубоко. С хозяйкой моей она одного года и места рождения. Да первая, как детей схоронили, умом тронулась, заболела чахоткой и – туда же.
Я обошёл тяжёлую тему и снова спросил, как он так состарился. «Я искал», – так же, как и в первую встречу, ответил Георг Давидович сквозь широкую улыбку, но на этот раз мы развернули беседу вглубь и вширь, охотно скоротав время до самого полдника. Потом, в коридорах загремели тележки, запахло кипячёным молоком, вошла дежурная сестра и попросила посетителей на выход.
Его фланелевая рубашка в клетку, скатанная с боков, с оторванной у ворота пуговицей, запах прожитой жизни – всё это тоже осталось в памяти. Смуглая кожа южанина; будто положенная тушью штриховка морщин на лице и взгляд всегда сквозь – особенность, наложенная долгими годами труда (с малых лет и до самой болезни старик ходил в чабанах).
Плохо ли, хорошо в глубине его мутных глаз смог я разглядеть то, что сумел, но вот оно:
Когда я нашёл родителей, то стал мальчиком.
И был так, пока не нашёл свой первый танец.
Тогда я стал парнем.
Когда я нашёл свой дом, я стал мужчиной.
Когда я нашёл семью, я стал взрослым.
А это не то, что быть мужчиной.