Я вышел, а она послушно последовала за мной. Я усадил ее в гостиной и, выходя оттуда, плотно затворил за собой дверь. Закрыл я и вторую дверь, вернувшись в кабинет.
– Я опаздываю, – сказал Вулф. – Сейчас уже ничего не успеть. О мистере Дрисколле и всех прочих я судить не могу, пока ты сам не побываешь на месте и не расскажешь мне, как обстоит дело. А мне, прежде чем пойти наверх, придется позвонить в Лондон мистеру Хичкоку. Дай-ка мне книжечку с его личным телефоном. – (Я достал из сейфа записную книжку и протянул ее Вулфу.) – Спасибо. Отправляйся с мисс Ловчен на назначенную встречу. Поговори с мисс Тормич. Из документа следует, что она имеет право носить мою фамилию. А раз так, то я категорически отвергаю даже саму возможность, что она украла бриллианты из пиджака того человека. Исходи из этой предпосылки.
– Мисс Ловчен говорит, что документ нужно вернуть.
– Пока он останется у меня. Пусть на сей счет иллюзий не питает. Ничего не упускай и никем не пренебрегай. Сам Никола Милтан тоже родом из Югославии. Точнее, из южной части Сербии, бывшей Македонии. Присмотрись к мисс Тормич и побеседуй с ней. Первое, что тебя должно интересовать, – это история с бриллиантами. Второе – та бумага, которую мисс Ловчен спрятала в мою книгу. Если ты не сумеешь разобраться с бриллиантами и мистер Дрисколл будет настаивать на том, чтобы привлечь к делу полицию, тогда привези его сюда, ко мне.
– Не сомневайтесь! В каком виде прикажете его доставить? Целиком или по кусочкам?
– Как хочешь, но привези. Ты неплохо поднаторел в таких играх.
– Премного благодарен. Но на самом деле, по-моему, вам лучше дать мне расчет. Со следующей минуты я увольняюсь.
– Откуда увольняешься?
– Отсюда. От вас.
– Вздор!
– Нет, босс, чистая правда. Вы наплели фэбээровцу, что никогда не были женаты. А у вас, оказывается, есть взрослая дочь. Ну и… – пожал я плечами, – я, конечно, не девица-жеманница, но есть же пределы распутству…
– Хватит чушь городить! Отправляйся с ней на встречу. Бедная девочка была сиротой, и я удочерил ее.
– Ничего себе дельце, – недоверчиво покивал я, – и что особенно приятно: все ясно как божий день. Как вы думаете, что сказала бы моя мать… – Тут я заметил его застывшее лицо и понял, что приблизился вплотную к той черте, за которую лучше не переступать, поэтому небрежным тоном спросил: – Это все?