– Допустим, – сказал Мартин Бек.
– Ребята действовали правильно. Как только они проникли в квартиру и обнаружили покойника, они вызвали следователя.
– Вы имеете в виду Густавссона?
– Совершенно верно. Он из уголовной полиции, ему положено делать выводы и докладывать обо всем, что замечено. Я решил, что они обратили его внимание на пистолет и он его забрал.
– И умолчал об этом в своем донесении?
– Всякое бывает, – сухо заметил сотрудник.
– Так вот, похоже, что в комнате вовсе не было оружия.
– Да, похоже. Но я узнал об этом только в прошлый понедельник, когда разговаривал с Кристианссоном и Квастму. И сразу переслал все бумаги на Кунгсхольмсгатан.
Полицейский участок и уголовная полиция находились в одном и том же квартале, и Мартин Бек позволил себе заметить:
– Не такое уж большое расстояние.
– Мы действовали, как положено, – отпарировал сотрудник.
– По правде говоря, меня больше интересует вопрос о Свэрде, чем о промахах той или иной стороны.
– Если кто-нибудь допустил промах, то уж во всяком случае не служба охраны порядка.
Намек был достаточно прозрачный, и Мартин Бек предпочел закруглить разговор.
– Благодарю за помощь, – сказал он. – Всего доброго.
Следующим его собеседником был следователь Густавссон, основательно замотанный, судя по голосу.
– Ах, это дело, – вспомнил он. – Да, непонятная история. Что поделаешь, бывает.
– Что бывает?
– Непонятные случаи, загадки, которые просто нельзя решить. Безнадежное дело, сразу видно.
– Я попрошу вас прибыть сюда.
– Сейчас? На Вестберга?
– Вот именно.
– К сожалению, это невозможно.
– В самом деле? – Мартин Бек посмотрел на часы. – Скажем, к половине четвертого.
– Но я никак не могу…
– К половине четвертого, – повторил Мартин Бек и положил трубку.
Он встал и начал прохаживаться по комнате, заложив руки за спину.
Все правильно. Так уж повелось последние пять лет, все чаще приходится для начала выяснять, как действовала полиция. И нередко это оказывается потруднее, чем разобраться в самом деле.
Альдор Густавссон явился в пять минут пятого.
Фамилия Густавссон ничего не сказала Мартину Беку, но лицо было знакомо. Худощавый брюнет лет тридцати, манеры развязные и вызывающие.
Мартин Бек вспомнил, что ему случалось видеть его в дежурке городской уголовной полиции и в других, не столь достославных местах.