– Хватит тебе! – сердито осек его Андрей. – Сам пошел, говорю. Матери записку оставил только. Не мог я ей сказать раньше, понимаешь? Не мог!
Снаружи становилось все темнее. От багровых лучей, пронизывающих мертвенный горизонт, остались только тающие розоватые лоскуты, проглядывающие словно сквозь толстый слой снега. На смену красочному закату пришла закономерная сумрачная угнетенность.
Руины за окном смазывались, растворялись в темноте, а за ними все чаще начали мелькать мягкие, крадущиеся тени. Мертвые улицы начали шевелиться, оживать. Вот игриво носятся по тротуару несколько собак, совсем щенки, треплют какие-то лохмотья. На обломках бетонной стены, насторожив уши и поджав хвосты, сидят две зрелые особи, принюхиваются, водят по ветру раздвоенными носами. Вот из дверного проема продуктового магазина неспешно вывалились несколько огромных черных тварей, поблескивающих хищными глазами и твердыми панцирями. Они похожи на гигантских омаров, но вместо привычных хвостов у них мясистые, извивающиеся конусовидные отростки, а вместо клешней – что-то похожее на острые г-образные кисти. Вот из широкой трещины в тротуаре взвились несколько лиан – это ростки прячущейся глубоко под землей кровожадной аркуны, только и ждущей, чтоб кто-то по неосторожности приблизился к ее логову.
Больше всего с приходом ночи появлялось собак. Одни сидели, провожая колону своими невидящими глазами; другие бегали, склонив морду и ища чей-то след; третьи лаяли на нарушителей вечерней тишины, пробежав за ними с десяток метров.
Сейчас они не опасны, за ними можно понаблюдать или даже любоваться, если угодно. Сейчас они просто резвящиеся животные, безобидные и несчастные уродцы, радующиеся наступлению темноты. Но стоит одной из машин остановиться, как их поведение сразу же поменяется. И не позавидуешь тому, кто волей случая останется здесь наблюдать за этим вне металлических стен.
– Сколько же вас здесь развелось-то, а? – качнул головой Стахов, рассматривая через заднее стекло непомерно разросшееся семейство четвероногих.
Вдруг его слух уловил посторонний шорох. Затем к нему добавилось слабое скрежетание. Комбат тихо поднялся с кресла, внимательно оглядел трясущийся в прицепе багаж и, не определив источник звуков, перетянул автомат со спины на грудь. Скрежет повторился. Держась за поручни, протянутые вдоль борта, Илья Никитич сделал пару осторожных шагов, опустился на колени и заглянул под днище «Разведчика». Кроме сложенного в несколько раз криокупола, теперь больше похожего на накрытый плащаницей труп, там больше ничего не было. Внутреннее освещение он еще не включал, а фонарик остался висеть в углу противоположного борта, и теперь Стахов бранил себя за такую непредусмотрительность.