– Кто первый? – поинтересовался конвоир, кивнув на дверь.
«Молодец!» – хотел было кивнуть ему Звягинцев и поблагодарить за правильное решение, но…
– Никто, – вдруг ответил кто-то из-за спины Кудесника твердым голосом.
Егор тут же отпрянул от двери, обернулся и наткнулся на торчащий из разбитого иллюминатора пистолет. Дверь со скрипом отъехала назад, и в проеме стал виден четкий абрис пилота.
– Не двигаться! – приказал он, поочередно направляя оружие то на Кудесника, то на «азаматовца».
«Это мне уже начинает надоедать! – с досадой подумал Егор. – Ох разозлите вы меня, ох и разозлите!»
Пол отсека к тому времени был уже полностью залит смердящей болотной жижей, так что убитый Певцом «азаматовец», лежащий ничком, оказался затоплен по уши.
Пилот явно находился на грани нервного срыва. Оно и понятно – за загробленный вертолет отвечать только ему, а что он напишет в рапорте? Почему летал в среднюю полосу, куда вылеты запрещены? Потому что ему тоже щедро заплатили? Военное начальство в Атри, конечно, строго наказывать не будет, денег на оффшорных счетах в их бухгалтерии хватит на то, чтобы незаметно прикупить и десять Ми-8, но вот что скажет комитет с Большой земли, который курирует дела Атри? Ведь они не знают и десятой части того, что тут происходит. В их глазах Атри – всего лишь большая шахта с ураном, добываемым для потребностей страны и тайной продажи за границу. А потому ни о каком внебалансном счете атрийских военных частей, ни о торговле «налево» ураном, ни об относительно демократических отношениях с вольными бродягами они не знают. По-прежнему считают, что население в Атри всего пара тысяч человек и каждый сбежавший с урановых шахт заключенный непременно отыскивается и сурово наказывается. Поэтому для них списать боевой вертолет все равно что признать поражение в бою целой эскадрильи. И выделять деньги на покупку нового они будут не один день. А пилот, скорее всего, пойдет под трибунал.
– Встать! – скомандовал он. – Стволы бросьте оба! Живо!
Кудесник положил автомат на скамью, поднялся на ноги, вовремя пригнув голову, и посмотрел на пилота. Майор, суровый человек лет пятидесяти, такому впору командовать авиаполком, а он тычет стволом, как мокроносый солдатишко с погранзаставы, первый раз увидевший «запрещенных» вольных бродяг.