Солнце лило на них свои лучи, не затененное ни единой веточкой, вода, еще так недавно певшая песнь смерти, теперь снова журчала весело и дружески, кругом щебетали птицы и совсем рядом на стволе рябины резвились две рыжие белки. Потемневшие от воды волосы Нейды снова посветлели на солнце и начали завиваться в крупные кольца; высохли и жесткие баки Питера. Через полчаса глаза девушки уже сияли светом надежды и щеки ее окрасил румянец.
– Мы уже почти высохли, Питер, и можем пойти к мистеру Веселому Роджеру, – шепнула она весело.
Нейда встала, встряхнула лишь чуть влажными волосами, взяла Питера на руки… и вздрогнула, потому что он жалобно заскулил.
– Он тебя вылечит, Питер, – сказала она, чтобы утешить щенка. – И нам у него будет хорошо.
Взгляд Нейды был устремлен вперед, в пронизанную солнцем лесную зелень. Пение птиц и вся окружающая красота наполняли ее душу неизъяснимой радостью, а прикосновение мягкой земли к ее босым ногам, казалось, сулило чудесную, неизвестную ей дотоле свободу.
– Цветы! – негромко воскликнула она. – Цветы, и птицы, и солнце! Питер… – Она умолкла на миг, словно прислушиваясь к дыханию света и жизни вокруг. – Ну, нам пора идти к мистеру Веселому Роджеру, – сказала она затем.
Нейда еще раз встряхнула волосами, и они засияли вокруг ее лица, будто ореол. Синева ее глаз стала еще синее, а румянец на щеках еще алее, когда она свернула на еле заметную тропинку, которая вела к хижине, где Веселый Роджер прятался от людских глаз.
В старой лачужке индейца Тома, построенной на травянистой поляне неподалеку от Быстрого ручья, раздался веселый мужской смех. В этот предвечерний час последнее солнечное золото лилось в распахнутую дверь хижины, сложенной из тополевых бревен. И как солнечные зайчики на пестрой тополевой древесине, этот смех словно озарял тут все вокруг – тут, на краю огромного болота, которое простиралось далеко на север и на запад. Это был особый смех – не буйный или насмешливый, но звонкий и чарующий своей искренностью. Он был очень заразителен и мог разогнать тьму самой хмурой ночи. Он рассеивал страх, и если в болоте старого индейца Тома и вправду водились черти, то, заслышав его, они, конечно, улепетывали во все лопатки. И не раз, как могли бы засвидетельствовать обитатели многих типии