– Чем же тебе плохо, Луша?
– А ты не знаешь? Ты хоть раз подумал обо мне?
– Думал, Луша, много раз думал.
– И?
– Скажи, что тебя мучает?
– Ты мучаешь.
– Ты еще не выбросила эту думку из головы?
– Не сердись, Роман. Будь человеком, пойми меня.
– Я не сержусь. Откуда ты взяла?
– Нету у меня сил перестать любить тебя.
– Ты же мужняя жена. Тебе не стыдно?
– Не стыди меня. Не поможет. Убей лучше, как собаку.
– Перестань такими словами бросаться!
– Ну, приласкай меня хоть один разочек, Роман, а потом кинь в омут.
– Я вот встану и уйду от тебя.
– А уйдешь, и я уйду. Навсегда. Кирпичи на веревке.
Роман взглянул ей в лицо. Она побледнела. Глаза были сухие и горячие, как угли. Она не шутила. И опять невольно, сквозь свою сдержанность Бастрыков подумал: «Пламенем пылает! Нелегко пройти мимо такой… И как только у Терехи рука на нее поднимается! Знать, душа мелковата».
– С тобой можно говорить, Луша, спокойно?
– Твоими разговорами и живу. В них одних вся отрада. От Терехи только ругань слышу.
– Ты его хоть чуть любишь?
– Одного тебя люблю.
– Опять она за свое!
– Пойми ты меня как умный, добрый человек. Не могу без тебя. Исказнил ты меня. Не сердце у меня внутри – решето, раны одни. Погибну я. И ты один на свете спаситель мой…
– А ты можешь понять меня? Или твоя боль заслонила тебе глаза?
– Роман, ты любишь меня?
– Не люблю, Луша. Чтобы полюбить тебя, надо иметь душу свободной. А я все еще Любу помню.
– А полюбил бы потом?
– Не знаю, Луша. Зачем говорить о том, чего нет?
– Полюбил бы! Я знаю. И какой бы я тебе подругой была, как бы хорошо нам было!
– Ты так говоришь, будто мы с тобой двое на этом берегу. А что бы люди сказали? Коммунары? Они сказали бы: председатель наш подлец, он обманул нас. Он разбил семью товарища. Ему нельзя верить: он предаст любого и в другом. Он хвастал, что отдаст жизнь людям. А что оказалось? Он устраивает поудобнее свою жизнь, еще никак не устроив ее для всех. Ты это понимаешь, Луша, или нет?
– Уйдем отсюда, Роман. В коммуне Васюха останется.
– Лучше застрели меня на этом месте.
– Выходит, нет у меня надежды.
– Нету, Луша.
– Ты жестокий, Роман. Камень.
– Ты жестче, Луша. Ты как река в половодье: заливает и берега и острова. И нет ей дела до того, что тут люди, избы…
– Ты можешь, Роман, одну мою просьбу исполнить?
– С охотой, Луша.
– Какая моя доля будет дальше – не знаю. Вижу только – жить так нельзя… Позволь мне проститься с тобой. Дай поцелую тебя.