– Да, спасибо, – кивнул Ромиль.
Доктор Вейнберг подождал пару секунд, но молодой человек по-прежнему сидел перед ним.
– Что-то еще?
– Да. Мой второй вопрос. Почему он ничего не рисует сейчас?
– На этот вопрос я ответить не смогу, – помедлив, сказал доктор. – Но уверен, как только пан Ремиш почувствует к вам душевное расположение, он сам все расскажет.
Когда Ромиль уже лежал в кровати, тихонько звякнул сигнал электронной почты. Вставать было лень, но Мито где-то шлялся, и молодому человеку пришлось подняться и подойти к столу.
Так, что тут у нас? Меню на завтра с просьбой отметить предпочтительные блюда, расписание процедур, прогноз погоды, расписание культурно-развлекательных мероприятий: бридж, уроки танцев, занятия в студии лепки, специально для него – английский и т. д. Ага, вот и письмо от доктора.
Компьютер не спеша подцепил файл, и на экране в режиме слайд-шоу поплыли изображения.
Если бы Ромиль хоть что-то знал об истории искусства, он мог бы определить, что в развитии художника Ремиша отразились почти все стадии развития живописи в целом. Как зародыш в чреве матери, повторяет путь от простейшего многоклеточного образования, через рыбообразное существо, головастика и до человечка, так и Владис Ремиш прошел на своем пути разные этапы.
Первые его работы полнились красками и эмоциями, но не отличались тонкостью. Это можно было назвать этапом примитивизма. Затем молодой еще выпускник Академии искусств шлифовал свое мастерство, выписывая детали предметов и оттенки цвета, и в его работах торжествовал академизм. Филигранно выписанные подробности сменились нарочито грубоватыми, но очень узнаваемыми формами реализма: краснощекие девушки, мужественные спасатели, трогательные дети, широкие улицы, победный блеск глаз и стали.
Затем наступил период многоцветья импрессионистских мазков. Вблизи – сумятица цвета и фактур, видимые слои краски. Но стоит сделать шаг назад – и перед глазами предстает пейзаж, дрожащий в лучах полуденного солнца, стены средневекового города, затуманенные дымом костра путников, которые не успели попасть внутрь до закрытия городских ворот и вынуждены ночевать под стенами и с любопытством взирать на башни и шпили, возвышающиеся над бастионами и мерцающие в предвечернем тумане.
А затем в творчестве художника произошел очередной поворот, словно пан Ремиш вдруг открыл дверь в другой мир и мир этот оказался причудлив и удивителен. Ромилю необыкновенно понравились работы, изображавшие отражения. Чаще всего это бывали отражения одних зданий в других. Так бывает в городах, где старая застройка смешана с новой, например в Берлине.