– Принцесса, при каких обстоятельствах мы видимся с вами! – сказала Нелидова. – Как еще недавно кажется то время, когда мы впервые узнали друг друга! Как свежо воспоминание о путешествии графа и графини Северных! Тысяча семьсот восемьдесят первый год!
Голова принцессы Тарант задрожала от внутреннего волнения еще заметнее, так что она изо всей силы схватила себя за подбородок, силясь поддержать ее.
– Весь мир изменился с тех пор в немного лет, дорогая mademoiselle, весь мир! Гнев Божий постиг Францию и потряс престолы королей Европы. Безумие народов готовит им гибель. Но какие прекрасные дни напомнили вы мне, какие прекрасные дни!
Принцесса усаживалась в кресло. Улыбка восхищения порхала возле ее тонких губ, озаряя отцветшее, но нарумяненное лицо.
– Прелестные воспоминания! Счастливые времена! – отозвался граф Шуазель.
– Помните, князь, наше путешествие? – обращаясь к Куракину, оживленно заговорила Екатерина Ивановна. – Вы ведь были тогда в свите великого князя… Ах, он был тогда еще великий князь! Помните Вишневец, где нас принимал польский король Станислав-Август? И он уже не король… А потом – Вена, Неаполь, Рим, древности, художества, самая приятная погода, и этот милый, добрейший папа Пий Шестой! И потом Милан, Турин и, наконец, Париж – водоворот людей, вещей и событий, как сказал тогда его высочество!
На всех, бывших в гостиной, кроме нунция Литты, нахлынули, видимо, такие волнующие воспоминания, что несколько мгновений длилось молчание. В умах собеседников быстро сверкающей вереницей прошли картины недавних еще, но безвозвратно былых приемов, празднеств, балов в Версале, Трианоне, Шантильи, которыми чествовали Людовик XVI и Мария-Антуанетта русских гостей – сына северной Астреи с прекрасной супругой, incognito объезжавших дворы Европы. Действительно, старая французская монархия представлялась тогда цесаревичу Павлу во всем блеске своего величия, невыразимой прелести, утонченной роскоши, нравов, обхождения, просвещения.
– Павел Петрович очаровал французское общество. В Версале, да, – в Версале он производил впечатление, что знает французский двор, как свой собственный, – сказал князь Куракин.
– А в мастерских наших художников, – заметил граф Шуазель, – Он обнаружил такое знание искусств, которое могло только сделать его похвалу более ценной для художников. Я могу это засвидетельствовать, потому что король… – он внезапно остановился и, закрыв руками лицо, прошептал: – Ах! То был король Людовик XVI! – повелел мне сопровождать графа Северного в его посещениях мастерских, – докончил, открывая лицо, граф. – В особенности он осмотрел с величайшим вниманием мастерские Грёза и Гудона.