– Вжик, вжик! – запела поэтова шпага.
Вот так-то лучше, Рыжий. Ложись-ка рядом с дочками.
Ловко перебросил оружие в левую руку, а правой отстранил и толкнул себе за спину Брюнетту. Отдохни малость, милая. Дай неумехе поиграть в горелки.
Ох, никак этот прохвост решил пику метнуть? Нет, отвел назад. Ага, просто решил поработать ею, словно штыком.
Стан вправо, затем влево. Ну, чистый тебе менуэт. Что ж, потанцуем. А сам фигур не знаешь? Например, вот эту? Да, правильно. Поклон. За ним другой. Поворот вокруг себя. Шлепаться на задок? Это что-то новенькое в менуэте. Впрочем, возражений не имеем. Только не шевелись под ногами, не мешай смене партнера.
Этот, с дубинкой, и вовсе никудышный танцор. Топчется медведем на одном месте, размахивая ею попусту. Не тяжеловата ль она тебе? Вот! Говорено ж тебе было. О, уронил. Да себе на лапу. Широка же у тебя спина! А шкура, шкура толстенная. Медведище!
Салют. Прощальный поклон. Шпага в ножны.
– Не соблаговолите ль вашу руку, сударыня?
– Что-то вы больно прытки для новичка, – Брюнета с сомнением дала ему ладошку. – Со словами, наверное, еще ловчее обращаетесь?
Он скромно потупился.
– Ну что, Прохор, в путь?
– Виктор-рия! – победно заорал ворон, гордо оглядывая поле боя. – Виват, Р-россия! Виват, др-рагая! Виват, надежда! Виват, благая!
– Ах ты, предатель! – возмутился Иван. – Кто тебе дозволил вирши господина Тредьяковского читать?!
– А он только вашим обучен? – невинно поинтересовалась Брюнетта. – Давешняя загадка, например, чье сочинение?
– Смотрите под ноги, сударыня, – буркнул покрасневший Иван. – Ступеньки. Неровен час, расшибетесь до беспамятства, как те девицы.
– Они хоть живы?
– Да что им сделается, медноголовым? Я глянул. Обеспамятовали только.
– Так поспешим. Уж больно они яростны. Чистые фурии. Надеюсь, здесь найдется исправный экипаж?
– Дай-то бог! – искренне молвил поэт. – Дай-то бог!
В сарае они нашли вполне годные сани, а в конюшне – тройку добрых коней. К удивлению Вани, Брюнетта довольно споро управлялась с лошадьми. Сам-то он вряд ли бы смог запрячь, как следует.
Странно, но при их отъезде не забрехала ни одна собака.
Поэт обернулся назад да глянул на проклятый постоялый двор по-особому… Избушка-избушка на курьих ножках, стань ко мне задом, а к лесу передом…
Над лесом занималась заря.