Вскоре франкфуртская еврейская община с изумлением обнаружила существование такого загадочного явления, как неизвестная ранее состоятельная семья. На протяжении последующих десяти лет налоговые платежи Майера Амшеля оставались на одном и том же уровне и в среднем составляли две тысячи гульденов, а в 1795 году эта цифра удвоилась. Еще через год официальное состояние Ротшильда достигло пятнадцати тысяч гульденов, таким образом он попал в категорию наиболее состоятельных налогоплательщиков гетто.
Эта перемена никак не отразилась на судьбах мира, в отличие от других событий, происходивших в то же время. Французская республика на глазах у изумленного человечества превратилась в наполеоновскую империю. Корсиканская гроза гремела над Европой. А в это время во Франкфурте возникла новая сила. Незримая и неведомая для большинства населения, она преодолевала национальные границы, не производя при этом никакого шума. В обстановке тотальной секретности Майер Ротшильд проводил свою первую операцию со ссудами на территории иностранного государства.
Однажды кто-то сказал, что богатство Ротшильдов построено на банкротстве наций. Такая формула, конечно, не объясняет происхождение состояния Семейства. Однако свою первую крупную международную сделку Ротшильд совершил в 1804 году, когда казна Дании была абсолютно пуста.
Майер был об этом прекрасно осведомлен, поскольку Будерус постоянно держал его в курсе всех дел. Майер также знал, что у принца Уильяма, напротив, был переизбыток средств. Его светлость, несомненно, с радостью поддержал бы Данию, ведь она была прекрасным союзником. Но существовало одно маленькое препятствие. Король Датский приходился принцу Уильяму дядей. А какой же бизнес с родственниками? И разве можно демонстрировать обедневшему родственнику свое богатство? Любая ссуда в семье может легко превратиться в безвозмездный дар.
В данном случае существовал только один выход – предоставить ссуду инкогнито. Для этого не годились франкфуртские банкиры, которые обычно вели дела принца: ни братья Бетман, ни Руппель и Харниер, ни другие известные банкиры, чьи имена связывали с именем его светлости, не смогли бы обеспечить анонимности. Нужен был мелкий, никому не знакомый, но надежный банкир. И почему бы не Ротшильд?