Но все было напрасно. Если братья добивались аудиенции у принца Меттерниха, выяснялось, что у него встреча с герцогом Ришелье. Лорд и леди Кастлри были совершенно неуловимы, поскольку все время сопровождали принца Харденберга. Ротшильдов не приглашали на великосветские приемы и рауты, что же касается Увара и братьев Баринг, то они были везде и всюду.
Доступными оказывались только секретари, которые только холодно улыбались: «Да, переговоры с Уваром и Барингами близки к завершению. К чему менять партнеров во время танца. Разве заем 1817 года не был проведен успешно? Разве облигации этого займа не растут в цене на парижской бирже?»
Ротшильды решили сделать еще одну попытку. Они привлекли на свою сторону блестящего публициста и друга Меттерниха, Фредерика фон Гентца, который писал о конгрессе, они заключили сделку с Дэвидом Пэришем, самым модным молодым банкиром, который поддерживал хорошие отношения с Барингами. Они купили все, что можно было купить, для того, чтобы добиться желаемого социального статуса. Они снова и снова проверяли и перепроверяли безупречность кроя своих сюртуков и фраков, ливреи своих лакеев. Все было в полном порядке – и все было напрасно!
В великосветских салонах по-прежнему потешались над простодушным и удивленным лицом Кальмана и над насупленными восточными бровями Соломона. И под покровом всеобщего насмешливого презрения осталось незамеченным самое главное. С нарастающей частотой к дому Ротшильдов спешили курьеры со всей Европы и, получив новое поручение, оправлялись в обратный путь.
В течение октября 1818 года Экс игнорировал «этих придурков Ротшильдов». Над ними смеялись, их презирали. Но 5 ноября произошло нечто странное и неожиданное. Начал падать курс французских государственных облигаций всем известного займа 1817 года, который до сих пор стабильно повышался. Скорость падения курса нарастала день ото дня. Начали падать в цене и другие облигации, и ценные бумаги. Гром грянул среди ясного неба. Обвал угрожал не только Парижской бирже, но и всем биржам Европы.
Тут уж музыка в Эксе стихла. Благородные господа почтительно замерли. В конце концов, у каждого были свои маленькие сбережения, и никто не хотел их терять.
Теперь хмурились принцы, а Кальман и Соломон только улыбались. По гостиным пополз слух: «Не могли же эти Ротшильды…»