Мы с девушкой одной,
играя, бегали по закоулкам
какой-то сцены старого театра,
похожего на брошенный амбар:
сдвигали рамы, трогали холсты,
как белки, пролезали сквозь решетки
и драпировку старых декораций,
скопившихся за годы.
Веселясь,
мы шли вперед, за нами шли другие,
и наполняли эту сцену жизни
своими молодыми голосами,
звенящими, как радость удивленья.
Здесь было все: телеги, жернова,
колеса, бочки, седла, этажерки,
канаты, фонари, прожектора,
противовесы, цепи, хомуты
и снова – декорации, столы,
поломанные кресла, канделябры…
И все кругом – как яркий карнавал!
Нам было радостно и интересно,
и в каждом взгляде было удивленье
и новизна, открывшаяся нам,
и все кругом сияло, словно праздник.
Но главное – мы были вместе с ней.
С той девушкой, мы были словно дети,
По сцене и по жизни были вместе,
Рука в руке, глаза в глаза во всем:
Бежали вместе, радовались вместе
Тем новым неожиданностям, что
Дарила обстановка закулисья,
И духом общим связаны, как будто
Существовали в коконе одном,
Нас охранявшем от другого мира.
И в кокон мы впускали только то,
Что нас затронуло и поразило.
Я весь был в ней, она была во мне.
Как это много – духом быть единым
И, как само собою, жить в другом!..
И вдруг… Вдруг что-то изменилось в ней,
Как будто чей-то голос пролетел
Или беззвучно чей-то дух пронесся.
Его не слышал я, но вот она…
Она как будто сразу испугалась
И начала отыскивать глазами
То, что услышала и поняла,
И я невольно начал вместе с ней
Отыскивать вокруг, что так смутило,
Обеспокоило ее лицо.
Кругом толпа играла карнавально,
И я не мог найти то, что искал,
Не мог понять, что тронуло ее
И что она пыталась отыскать.
И вдруг увидел в стороне мужчину,
В цилиндре, фраке, в шелковой накидке,
С холодными блестящими глазами