Просто жизнь - страница 18
Шрифт
Интервал
С Лимоновым во всем согласен я,
Здесь абсолютно чувствовалось все чужое.
Поверь, здесь никому не нужен ты,
И никому не интересно все твое былое.
«Ирчи» в Нью-Йорке не был итальянское «Ирчи»,
Здесь не возились и минуточки с тобою.
Сказали, у испанцев ты жилье ищи,
Получку получи, а дальше обходи нас стороною.
Ну, пожалей же нас, читатель мой любезный,
Пронзящий ветер с холодом, дождем напополам.
Грязь, тараканы, немота, сто долларов в кармане —
Нет выхода, куда ни ткни: и тут, и там.
Вот приоделись и стоим мы на Бродвее.
Кругом какая-то обношенная кутерьма,
Там каждый пятый выглядел, как сумасшедший,
А каждый первый вроде бы нормальный был тогда.
А боа, смокингов и шляп там не было в помине,
И длинных мундштуков во рту курящих дам,
Китай везде, Китай дешевый, джинсы, куртки.
Зато у нас был вид, как с Марса марсиан.
Нет ни жилья, надежды, языка.
Возможностей полно, а бабок не нарыли,
Мы маленькие рыбы посреди акул,
Сожрут, съедят, о нас все позабыли.
И мы должны прорваться через этот бастион,
Но нет пока для нас опорного кронштейна,
А способов добычи денег миллион,
Но это относительно, как и в теории Эйнштейна.
«Эй! Где ты там, Эйнштейн? Чего молчишь?
Ну, помоги здесь выжить бедному еврею!
Ты что, напрасно там на небесах торчишь?
Пришли, пожалуйста, реальную идею!»
И он услышал нас, замшелый теоретик,
Он Ирочку Боровскую внезапно ниспослал.
Она знакомая была нам по транзиту,
Эйнштейн нас быстренько поднял на пьедестал.
NEW-YORK. Бродвей, 1978
Боровская сказала: «В километрах от Нью-Йорка тридцати
Кусок России посреди «Юнайтед Нейшен»,
Коровам можно покрутить немножечко хвосты
На ферме той «толстой фондейшн».
Ну что, помчались. Вдруг природа – красота,
На ней среди лесов стоят строенья,
И пахнет Русью здесь – здесь русская земля!
Ну, как из Пушкина-Есенина стихотворенье.
Там встретил нас сам князь Голицын,
Из сумрачных веков он настоящий князь
И сообщил название вакансий грубо – «жопомои»,
И я пообещал: «Лицом мы не ударим в грязь».
Затем повел знакомить нас с хозяйкой старческого дома.
Здесь я, признаюсь, просто обалдел вконец,
Встречала нас, аж в девяносто лет, Толстая Александра Львовна,
Об этом, думаю, наверно, «попросил ееТолстой-отец».
Работка предстояла – ты нам не завидуй.
Кати, вали, подмой, переверни, толкай.
России гордость этих старичков, старушек.
До той поры, когда Господь возьмет их в рай.