Пять разных рассказов - страница 2

Шрифт
Интервал


Нет, он жаждал отзывов серьёзных, продуманных, а лучше всего – профессиональных. Словом, свои надежды Евгений Борисович возлагал на неизвестного, но достойного редактора из солидного московского издательства, главное назначение которого, если верить рекламе, заключалась в «открытии миру и читателю новых талантливых имён». Сомнений в том, что имя Евгения Картасонова займёт в этом ряду подобающее место, у Жеки не было.

И вот долгожданный день настал. Сегодня он пойдёт в издательство, чтобы предложить рукопись романа и познакомиться с редактором. Звонить заранее, договариваться о встрече не стал – ну кто же объясняет такие вещи по телефону! Аккуратно пронумерованные страницы были бережно уложены в специально купленную папку (из толстого чешского картона, с надёжными эластичными тесёмками в тон). Папка с трудом поместилась в сумку-планшет, но класть рукопись в рюкзак, который, закинув за плечо, обычно носил Жека, он поостерегся –толкнёт кто или об угол ударится, папка вид потеряет.

Утром, пока брился, ещё раз продумал разговор с редактором. Схема такая: о себе сообщит только самые необходимые сведения, упомянет (как бы между делом) этапы литературной учёбы, в общих чертах обрисует фабулу и сюжет романа. И, со смущённой улыбкой передавая папку заинтригованному редактору, понизив голос, с уверенностью заметит: «Начнёте читать, и всё поймёте без предисловий. Уж не обессудьте». Вообще-то просьба не судить слишком строго противоречила уверенному настрою Евгения Борисовича, но сама фраза ему чрезвычайно нравилась – она, словно мешочек с сухой лавандой, хранила тонкий аромат классической литературы… Тщательно побрившись, Жека придирчиво рассмотрел себя в зеркало и остался доволен. Проникновенный взгляд темных глаз под припухшими (в результате ночных бдений) веками, высокий лоб, казавшийся ещё выше из-за ранних залысин, нервные сухие губы – портрет не воина, но мыслителя!

– Евгеша, давай я тебе ещё бутербродик сделаю, – суетилась мать, пододвигая к нему тарелку с дрожащей глазуньей. – Ты ведь не на работе будешь, Бог знает, когда обедать придётся.

Поглощённый размышлениями о предстоящем визите, Жека отрицательно покачал головой. Волнение лишило его аппетита. Залпом выпив чай (кофе он пил вечером, для бодрости), он тщательно оделся и, кивнув на прощанье, вышел на лестничную площадку. Вскоре, бережно прижимая к животу сумку с рукописью, он уже спускался в ближайшую станцию метро, стараясь не поскользнуться на влажных ступенях.