—
Живой оттиск памяти, —
пояснила я для
несведущих, пока единственного знающего профессора не упекли в
психушку, сославшись на профессиональное выгорание. — Заклинания
старых магических школ Угуланского хребта. Тамошние знатоки умели
консервировать коллективные эмоции, чтобы после использовать их
силу в бою.
—
В зависимости от количества особей, испытывающих одинаковую эмоцию,
— подключился к объяснениям профессор Хельмерг, — живой оттиск
памяти принято делить на три вида: четверть ЖОПы — до десяти жертв,
половина — до тридцати, полная — до ста и выше.
—
Думаю, в нас прилетело «живое сожжение» или что-то в этом духе, —
заключила я.
Ректор с деканом переглянулись.
—
Хотите сказать, — медленно начал Белозерский, — что кто-то
расшифровал записи старых магических школ, заживо сжег сотню
разумных
существ и законсервировал
их память об этом лишь для того, чтобы нанести удар по
Академии?
—
Чтобы убить профессора Риттера, — поправил Кьяри, испытующе глядя
на меня. — Госпожа Браун, мы можем переговорить с вами
наедине?
Я
скрестила руки на груди и пожала плечами. А что
оставалось?
Сказать «Нет, что-то не хочется интима»? Так
когда дракона останавливал отказ. Гордо задрать подбородок и
послать ящера лесом? Так дракон, почуявший зацепку, хуже добермана,
вцепившегося в штанину вора. У последнего хоть есть шанс свалить,
оставив собачке на память клок ткани, у меня — никаких.
До
кафедры мы шли как образцовый надзиратель и заключенная — я, вся
такая гордая и несломленная, впереди, бдительный Кьяри, как
огромный вулкан, из которого вот-вот хлынет лава, сосредоточенно
сопел в затылок. Спугнув двух молоденьких аспиранток,
переминающихся у дверей, декан впустил меня внутрь камеры, то есть
кафедры, и запер дверь. На замок. Подумал
и повесил заклинание тишины.
Подумал еще, и по всему кабинету, включая окна и дверь, засверкали
светло-зеленые искорки заклятия сдерживания.
Это он меня так боится? Или за собственное
спокойствие не отвечает?
—
Марсия, — заговорил Кьяри, разворачивая ближайший стул и седлая его
задом наперед, — давайте на минуту представим, что я не
дурак…
Ой, как-то сомнительно.
—
Настолько не дурак, что с самого начала стал думать о вас в ключе
«она хитрее и умнее всех нас».
Та-а-а-ак, а вот такой вариант мне уже не по
душе.
—
Когда я говорил, что изучил ваше личное дело, то не врал. — На
тонких губах обозначилась самодовольная улыбка. — Большинство моих
коллег увидели ваши черные крылья с красной окантовкой, сверились
со справочными данными по ар-теро и пришли к выводу, что бояться
военного историка бессмысленно. Я же заглянул чуть
глубже…