С гребня расположенного неподалеку небольшого холма застрочил пулемет. Русский пулеметчик усердно поливал огненными очередями темноту во всех направлениях. Русские, как и немцы, неэкономно расходуют патроны.
Один из немецких танков, выстроившихся на краю дороги, выстрелил в направлении, откуда доносились очереди. Последовала пауза, после чего пулемет заговорил снова. Еще один выстрел, снова пауза – и новая очередь. Так продолжалось несколько раз, в конце концов, из танка прекратили огонь, чтобы не расходовать зря снаряды.
По-моему, немцы стреляли бронебойными снарядами, которые взрывались в земле и не причинили никакого вреда храброму пулеметчику.
Неожиданно на склоне, откуда мы только что пришли и по которому еще поднимались наши солдаты, мы увидели белые вспышки, осветившие бегущих друг к другу людей, и услышали громкие крики: «Ура!.. Ура!», «Савойя!»[10]. Вскоре крики прекратились. А в деревне то там, то здесь начали рваться снаряды. Нас это не слишком обеспокоило. К минометным обстрелам мы уже успели привыкнуть.
В конце концов, мы с Карнаги решили поискать хотя бы какое-нибудь укрытие. Терпеть жуткий холод больше не было никакой возможности. Прикрывавшие лица шлемы возле носа и губ полностью обледенели, превратившись в холодные маски. Нам необходимо было немного поспать, лучше, конечно, в помещении, но, если не получится, для этой цели сгодился бы и стог сена.
Выяснилось, что все мало-мальски пригодные помещения уже заняты немцами, которые не пускали нас внутрь, угрожая оружием. Вскоре я потерял Карнаги из виду.
Не знаю, как долго я бродил от хижины к хижине, но через некоторое время встретил трех офицеров, снабдивших меня информацией, которой я немедленно и безоговорочно поверил, потому что в душе опасался чего-то подобного. Мне сказали, что немцы готовятся прорываться из окружения, бросив своих итальянских союзников на произвол судьбы.
Я решил не спать, чтобы ничего не пропустить, и принялся снова бродить по деревне. Меня окружали непрезентабельные деревенские дома: одни сильно смахивали на конюшни, другие более походили на человеческое жилье. Некоторые горели. В тусклом свете костров я заметил неглубокий окоп, в котором, тесно прижавшись друг к другу, сидели итальянцы. Должно быть, таким образом они старались согреться. Один из солдат, втиснувшийся с краю, оказался мне знакомым. Он показал на группу людей, построившихся в отдалении, и сказал, что это один из легионов чернорубашечников, которые готовятся к прорыву вместе с немцами.