С того самого момента я оставался во власти чар театра. Очищая стены в доме клиента, намазывая их клеем, наклеивая на них газеты, а затем обои, я все время мечтал о громе аплодисментов в театре, видя себя дирижером, стоящим перед оркестром. Такие грезы не способствовали моей работе, и временами случалось так, что куски обоев оказывались не на месте. Но когда я возвращался в нашу мастерскую, мой больной отец быстро давал мне понять, какие задачи стоят передо мной.
Так я метался между мечтой и реальностью. Дома никто понятия не имел о моем умонастроении, так как я скорее откусил бы себе язык, чем произнес хоть слово о своих тайных честолюбивых замыслах. Даже от матери я скрывал свои надежды и планы, но она, наверное, догадывалась о том, что занимает мои мысли. Но следовало ли мне добавлять к ее многочисленным заботам новые? Так что не было никого, с кем я мог бы отвести душу. Я чувствовал себя ужасно одиноким, как изгой, таким одиноким, каким только может быть молодой человек, которому впервые открылись красота и опасность жизни.
Театр придал мне смелости. Я не пропускал ни одной оперной постановки. Каким бы усталым я ни был после работы, ничто не могло меня удержать от похода в театр. Естественно, на небольшое жалованье, которое отец платил мне, я мог позволить себе лишь билет на стоячее место. Поэтому я имел обыкновение регулярно ходить на так называемый «променад», откуда можно было все отлично видеть. И к тому же я обнаружил, что ни в каком другом месте нет лучшей акустики. Как раз над «променадом» была расположена королевская ложа, поддерживаемая двумя деревянными колоннами. Эти колонны были очень популярны у завсегдатаев «променада», так как на них можно было опереться, чтобы получить хороший обзор сцены, ведь если опираться о стены, эти самые колонны всегда оказывались в поле зрения. Я был счастлив иметь возможность прислониться своей натруженной спиной к гладким колоннам после тяжелого дня, проведенного на верхней ступени стремянки! Разумеется, приходить надо было рано, чтобы наверняка заполучить это место.
Часто именно простые вещи оставляют долго не проходящий след в человеческой памяти. Я по-прежнему вижу себя, спешащего в театр, раздумывающего, какую колонну выбрать, правую или левую. Но часто одна из двух колонн, та, что справа, была уже занята; кто-то был еще большим энтузиастом, чем я.