– Кроме моей воли, есть воля тех, кто выше меня – и вам, падре, это должно быть известно, как никому другому.
– Так ты, значит, пришел в храм Божий не по своей воле, а по воле тех, что выше тебя? Как же ты можешь надеяться на отпущение грехов, если сам не веруешь?
– Неисповедимы пути Господни, и у каждого своя дорога в храм…
– И дорога из храма тоже у каждого своя. Какую предпочитаешь ты?
– Вы не остановитесь перед тем, чтобы осквернить дом Божий пролитой здесь кровью, падре?
– Ну, тебя подобная ситуация никогда не останавливала, Колин. Да и меня, признаюсь, тоже. Раз ты не веруешь, не принадлежишь к Римской католической церкви – значит, и в исповеди моей не нуждаешься. Так что давай не будем оскорблять притворством Господа нашего и поговорим как разведчик с разведчиком, пусть и бывшим…
Первым выбрался из исповедальни сэр Колин, вторым – святой отец, служащий здесь. Невысокий, одетый в скромную сутану, но живой, подвижный, со смеющимися, обманчивыми серыми глазами и загорелым лицом. Священнику было не меньше шестидесяти лет…
Тем временем Найджел привел в боевую готовность свое основное оружие. Обе половинки чемодана лежали на полу, а Найджел, укрывшись за одной из скамеек, целился из североамериканского автомата «Colt Commando» в стоящих у самого входа в церковь троих итальянцев. Из оружия у них были две лупары и североамериканский шестизарядный револьвер. У автомата, там, где обычно на ствольной коробке крепится прицел, имелось какое-то странное приспособление, заканчивающееся ручкой от «дипломата». Такие «дипломаты» использовали спецслужбы и телохранители: с виду обычный атташе-кейс, но стоит только нажать на неприметную кнопку на ручке – обе половинки «дипломата» отлетают в стороны и у тебя в руках оказывается готовый к бою автомат…
– Томаззино! – повысил голос святой отец. – Все нормально! Не глупи!
Один из итальянцев, здоровяк под два метра, опустил лупару. То, что на него нацелен автомат, его никак не пугало…
– Найджел, все нормально. Отбой, – сказал и сэр Колин.
Спецназовец опустил автомат, но по-прежнему остался за укрытием…
– Все нормально, падре? – спросил по-итальянски Томаззино, его голос был глухим, как будто он говорил в бочку.
– Нормально. Пусть Винченцо и Оноффрио уйдут, у них есть дела и без этого. Ты можешь остаться.