Зойку всегда поражала способность Риты каждую мелочь принимать как знак особого внимания к себе, и она ей высказала это однажды. Рита обиделась, но ненадолго и по-прежнему сооружала себе пьедестал из мелочей. Но разве сегодня не то же самое произошло и с ней, с Зойкой? С чего она взяла, что Факир посмотрел на неё с интересом? Чем же это отличается от неумеренных преувеличений Риты? Ни думать, ни тем более говорить об этом Зойке не хотелось, и она обеспокоенно спросила:
– Что это Федор Николаевич не идёт?
– Правда, – удивилась Рита, – не идёт.
Учитель физики имел обыкновение входить в класс в следующую же секунду после звонка, а иногда и вместе со звонком. Но прошло уже минуты три, а он не появлялся.
– Ребя! – раздался чей-то весёлый голос. – Физики не будет! Кирьян заболел!
И тут открылась дверь. Федор Николаевич медленно переступил через порог и остановился, как будто не знал, куда идти дальше. На его застывшем лице не двигались ни брови, ни губы, ни глаза, сейчас в нём была какая-то отрешённость, словно он ничего не ощущает, а действует подобно заводной игрушке за счёт механизма, который вот-вот остановится.
– Ой, он правда заболел! – прошептала Рита.
Класс, поражённый, молчал. Федор Николаевич в том же состоянии дошёл до стола, сел и молча смотрел в «никуда». Никто ничего не понимал, но и ничего не говорил. Наконец встала староста Таня Лихолетова:
– Федор Николаевич, может, что-нибудь записать на доске?
Он шевельнулся, с усилием разжал губы:
– Писать не будем.
Он опять умолк, прикрыв глаза рукой. Потом, будто стряхнув что-то с души, но не поднимая глаз, спросил:
– Кто…пойдёт к доске?
Как, он не ищет «жертву»? Он предлагает смельчаку самому «идти на заклание»? Все повернулись к Паше. Зойка почувствовала, что сейчас она готова решиться выйти к доске: физик, кажется, не намерен придираться, как обычно.
– Я пойду, – сказала Зойка и направилась к доске.
Уже стоя там, лицом к лицу с классом, Зойка вдруг поняла, что, пожалуй, не должна была этого делать. Необъяснимым чутьём она угадывала за отрешённостью учителя скрытую боль. Ему, наверное, лучше было бы послушать Пашину задачу, а не напрягать душевные силы для того, чтобы оценить её ответ. Но теперь не повернёшь назад.
Говорила Зойка долго и довольно гладко, может быть, потому, что Федор Николаевич, против обыкновения, не перебивал, только брови и рот его несколько раз дернулись в гримасе, когда Зойка, немного сбившись, сама же и поправилась. Она принялась решать задачу, вслух излагая ход решения. Когда написала ответ, Федор Николаевич, не оборачиваясь к доске и не поднимая глаз на учеников, тихо, как будто он очень устал, спросил: