Все это отнюдь не означало, что мы хотели войны. Генеральный штаб всячески пытался сдерживать Гитлера, но его позиции ослабли, после того как Гитлер занял Рейнскую область вопреки советам Генштаба. В 1938 году Генеральный штаб решительно возражал против каких бы то ни было действий в Чехословакии, но нерешительность Чемберлена и Даладье побудила Гитлера пуститься в новые авантюры. Я прекрасно понимаю, что за границей Генеральный штаб воспринимается с изрядным подозрением, и сознаю, что мои слова о нашем нежелании вести войну будут встречены со скептицизмом. В подтверждение своих слов я могу лишь процитировать высказывание Сирила Фоллза, одного из ведущих британских военных публицистов, профессора военной истории Оксфордского университета. Он пишет: «В нашей стране мы считаем до определенной степени обоснованным упрекать германский Генеральный штаб в том, что он начал войну в 1914 году. Иногда мы поступаем аналогичным образом и в отношении ситуации 1939 года, но я согласен с господином Герлицем, что в этом случае подобное обвинение неоправданно. Вы можете обвинять в этом Гитлера, нацистское государство и партию, даже немецкий народ. Но Генеральный штаб не хотел войны с Францией и Англией, а после того как он оказался втянут в войну с ними, он не хотел войны с Россией»[5].
Мирное разрешение судетского кризиса в октябре 1938 года стало громадным облегчением для армии. Я служил тогда в штабе III корпуса; наш штаб располагался неподалеку от Хиршберга в Силезии. В результате Мюнхенского соглашения мы смогли мирно войти в Судетскую область и, проходя маршем вдоль мощных чешских укреплений, с облечением думали о том, каких кровопролитных сражений удалось избежать, сражений, основными жертвами которых стали бы судетские немцы. В каждом из попадавшихся по дороге селений нас тепло приветствовали местные жители, встречая цветами и флагами.
Несколько недель мне довелось быть офицером связи при Конраде Генлейне, лидере судетских немцев. Я узнал о многочисленных трудностях, которые испытывали эти германоязычные жители приграничья, о тех культурных и экономических притеснениях, которые им чинились.
Вера в Гитлера поднялась после этих событий на новую ступень, но после присоединения Богемии в марте 1939 года в международной ситуации стал нарастать кризис. К тому времени я уже вернулся в Берлин и был чрезвычайно занят подготовкой гигантского парада в честь 50-летия Гитлера. Парад этот был задуман как демонстрация мощи нашей армии; во главе каждой из колонн шли знаменосцы, которые несли овеянные славой победоносные стяги вермахта.