Когда я повернул за угол, оставив слева здание конного завода, то сразу же почувствовал оживление большого города. Бульвар, огибающий площадь Эзбекия, засажен чахлыми деревцами для защиты от зноя, но косые лучи солнца, в которых плавают клубы пыли, падают только на одну сторону улицы, разбиваясь о высокие каменные дома. Это чрезвычайно многолюдное и шумное место, здесь собираются торговцы апельсинами, бананами и незрелым сахарным тростником, его сладкая мякоть – излюбленное лакомство каирцев. Тут можно встретить певцов, борцов и заклинателей змей с огромными змеями вокруг шеи; здесь показывают сцены, в которых воплощены забавные персонажи из сновидений Рабле. Веселый старичок приводит в движение и заставляет танцевать маленьких кукол на веревочках наподобие кукол наших савояров, но пантомимы, которые разыгрываются в Каире, куда менее пристойны… Однако это не знаменитый «Карагёз» театра теней. Толпа зачарованных женщин, детей и военных простодушно аплодирует этим бесстыдным марионеткам. Неподалеку дрессировщик обезьян демонстрирует огромного павиана, он выучил его отгонять палкой бездомных собак, которых науськивают на него дети. Дальше дорога сужается, стоящие по краям дома закрывают солнце. Слева – монастырь «кружащихся» дервишей, где по вторникам каждый может присутствовать на их радениях; дальше – тяжелые ворота, над которыми висит чучело огромного крокодила; отсюда отправляются экипажи, пересекающие пустыню от Каира до Суэца. Это легкие коляски, похожие на обыкновенные двуколки; они открыты и не защищают путешественников от пыли и ветра, хотя, наверное, иначе в них можно было бы задохнуться от жары; колеса состоят из двойного ряда спиц, которые отходят от ступицы и соединяются на узком ободе. Эти необычные колеса оставляют в земле глубокую колею.
Идем дальше. Справа – кабачок для христиан, это просторный погреб, где пьют, расположившись прямо на бочках. Перед дверью стоит человек с красным лицом и длинными усами, он воплощает собой франка-аборигена, иначе говоря, представителя европейцев, испокон веков живущих здесь, на Востоке. Интересно, откуда родом его предки? Из Италии, Испании, Мальты или, может быть, из Марселя? Очевидно лишь одно: местные костюмы вызывают у него презрение, а сознание того, что он одет по последней европейской моде, позволяет ему внести в свой наряд ту изысканность, которая делает его потрепанную одежду весьма оригинальной. К синему сюртуку с английской бахромой, давно распрощавшемуся с пуговицами, он остроумно приделал витые веревочные шнуры, которые перекрещиваются, как на военных мундирах, красные брюки заправлены в остатки ботфортов, украшенных шпорами. Широкий воротник рубашки и белая, потерявшая форму шляпа с загнутыми вверх зелеными полями смягчают воинственность костюма, придавая ему цивильный вид. Что же касается плети из бычьих жил, которую он держит в руке, это тоже привилегия франков и турок: увы, она слишком часто находит свое применение на спине бедного терпеливого феллаха.