Принтца я нашел на бастионе подле все еще пышущей жаром пушки. В одной выправленной, перемазанной глиной и сажей рубашке он, раскинув руки, валялся на жесткой траве. Я даже сперва решил, что он мертв, и был несказанно рад своей ошибке.
У временного коменданта Чуйской крепости выдался нелегкий день. Как он сам признался тем же вечером, следующий же штурм мог Турмеку и удаться. Многие из неопытных солдат, едва ли больше двух раз до этого палившие из своих ружей, заклинили стволы лишними пулями и стрелять уже не могли. Даже не знаю, сможет ли седой фельдфебель починить эти допотопные самопалы.
Боеспособными остались лишь казаки и всего восемь из ста пехотинцев. Пушки не успевали прочищать, и порох стал вспыхивать прямо в тряпочных картузах. Со всего гарнизона было только трое раненых. Причем двоих фейерверкеров опалило порохом, и лишь в одного бойца попала стрела. Благо ранения, хоть и неприятные, но легкие, и доктор обещал скорое выздоровление.
А вот теленгиты раненых добили. Возможно, что и своих тоже. Деловито так прошлись по полю, время от времени тыча саблями. О потерях я союзников не спрашивал. Честно говоря, было все равно. Хребет взбеленившемуся зайсану и его «эскадрону» сломали русский офицер Андрей Густавович и его рыдавшее от страха малолетнее разноплеменное воинство. А добили уже мы с Безсоновым. Если и после этого туземные князьки умудрились потерять хотя бы одного воина, то грош им цена, таким союзникам.
Впрочем, я их и звал не воевать, а разделить с нами победу. Согласитесь, это несколько разные вещи. Никуда они теперь не денутся. Через три дня начнется ярмарка на ручье Бураты, это в тридцати пяти верстах от крепости. А за день до ее начала Могалок с Мангдаем от лица всех своих людей должны принести клятву верности его императорскому величеству Александру Второму Освободителю.
Кстати, я хотел, чтобы это был последний в местной истории торг в урочище Бураты. Отныне и навсегда ярмарка должна проходить в окрестностях Кош-Агача. Так, чтобы прибывшие торговые караваны могли видеть черно-желто-белый имперский флаг над дозорной вышкой крепости.
– Герман Густавович! Ваше превосходительство! – мне показалось, как-то жалобно позвал Артемка. – Тама, с той стороны… За острогом, значить. Уж все накрыли. Вас токмо с их благородием ожидают.