Радигост и Сварог. Славянские боги - страница 20

Шрифт
Интервал


Аналогичное приглашение к богу – покровителю свадьбы, которого особо просят не забыть свой молот, встречается нам и в белорусском фольклоре:

О святэй Кузьма Дямъянъ!
Прихадзи на свадьбу к намъ
Со своимъ святымъ кузломъ (молотом),
И скуй ты нам свадзибку
Крепко-крепко-накрепко:
И людзи хулють – не расхулютсь,
Вятры веютсь – не розвеютсь,
Солнца сушитсь – не разсушить,
Дожди моцутсь – не размоцутсь.
(Афанасьев А.Н. Поэтические воззрения славян на природу, т.1, М., 1865, с.466).

Еще в одной из народных песен, записанной в середине ХIХ в. в Смоленской губернии, имя святого Демьяна осмыслялось как отчество святого Козьмы, что красноречиво показывает, что первоначально вместо двух христианских святых там фигурировал один персонаж:

«Около двора, около Агафоныча,
Пролегало там три ступеньки,
Что ли торные дороженьки,
Как по первой ли по стеженьке,
По той ли торной дороженьке,
Там шел сам Иисус Христос
Со всеми со апостолами.
По второй ли по стеженьке,
По той ли торной дороженьке,
Там шла Мать Пречистая.
Как по третьей ли по стеженьке,
По той ли торной дороженьке,
Там шел сам Козьма-Демьян
На свадьбу Агафоныча.
«Ты, Святой ли ты, Козьма-Демьян,
Да Козьма ли ты Демьянович!
Да ты скуй ли ка нам свадебку».
(Терещенко А.В. Быт русского народа, ч. 2, СПб., 1848, с. 447–448).

Показательно и то, что в данной песне Кузьма-Демьян упоминается с такими ключевыми персонажами христианской религии, как Иисус Христос с двенадцатью апостолами и Богоматерь.

Былина о женитьбе Святогора, записанная на Севере Руси, начинается с того, что этот богатырь никак не может догнать Микулу Селяниновича. Как будто ничем не мотивированное появление в повествовании пахаря-богатыря становится понятным, если мы примем во внимание, что на этого фольклорного персонажа перешли ряд черт Сварога, бывшего не только богом-кузнецом, но и богом-пахарем. По просьбе Святогора Микула Селянинович останавливается, и богатырь задает ему такой вопрос: «Ты ощо скажи, Микулушка, поведай-ка, как мне узнать судьбину Божию?» – «А вот поезжай путем-дорогою прямоезжею до розстани, а от розстани сверни влево и пусти коня во всю прыть лошадиную и подъедешь к Сиверным горам. У тых у гор под великим деревом стоит кузница, и ты спроси у кузнеца про свою судьбину». Поехал Святогор дорогою прямоезжею, от розстани свернул влево, пустил коня во всю прыть лошадиную: стал его добрый конь поскакивать, реки, моря перескакивать, широкие раздолья промеж ног пущать. Ехал Святогор богатырь три дня и доехал до Сиверных гор, до того до дерева великого и до той кузницы: в кузнеце кузнец кует два тонких волоса. Говорит богатырь таковы слова: «А что ты куешь, кузнец?» Отвечает кузнец: «Я кую судьбину, кому на ком жениться» (Песни, собранные П.Н. Рыбниковым, т. 1, СПб., 1909, с. 331–332). Кем на самом деле был этот кующий судьбу безымянный кузнец, становится понятно, если мы сопоставим эту былину с быличкой, сохранившейся в той же самой северорусской традиции. В ней прямо говорится, что свадьбу кует не кто-нибудь, а именно бог: «Господь на наковальне колотит молотком, а иде старец и говорит: «Ну, Бог помоць. Цто ты делаешь молодой человек?» (У него, у Бога, бороды не было.) «А ты не знаешь, цто я делаю, – говорит Господь. – Я двух суженых на наковальне вместе волосами кую». (Двух суженых сковать, дак они хорошо живут)» (Криничная Н.А. Русская народная мифологическая проза. Истоки и полисемантизм образов, т. 1, СПб., 2001, с. 207). Мы видим, что старые черты древнего языческого божества периодически проглядывают не только сквозь образ христианского святого Кузьмы-Демьяна, но и сквозь образ безымянного кузнеца в фольклоре. Можно вспомнить еще и русскую поговорку «Железо уваришь, а злой жены не уговоришь», сохранившую уже на полузабытом уровне, хотя бы в виде контраста, воспоминание о какой-то связи между варкой металла и браком.