Я встряхнулась, неохотно подняла отяжелевшую голову, сонно всматриваясь в мягкие вечерние сумерки. Солнце только-только село – с пригорка, на котором я прикорнула, хорошо был виден кусочек блестящей ленты реки, лес, у края которого уже раскладывали праздничные костры, и красную черепичную крышу Одинокой Башни, суровым монолитом возвышающейся над макушками деревьев. Я перевела взгляд выше, на небо – оно уже пестрело ярчайшей вечерней радугой. Алым, малиновым, рыжим сиял запад, но эти краски постепенно бледнели, обращаясь в зелень и бледную пока синеву – и часа не пройдет, как нежный синий оттенок плавно сменится на густо-сиреневый, бархатистый, с редкими проблесками первых звезд. На моей родине, далеко на юге в провинции Дол Марин, ночь наступала совершенно иначе. Солнце долго-долго висело над самым горизонтом, постепенно опускаясь все ниже и меняя ослепительно-золотой цвет на медно-рыжий, а потом, оно краснело и стремительно «тонуло» в соленой воде. И ночь наступала очень быстро – и получаса не проходило с момента, как последний луч солнца скрывался за горизонтом, а вокруг уже царили густые синие сумерки с частой россыпью крупных звезд.
Здесь, на вершине холма, было еще довольно светло, а вот в прогалинах и на берегу Ленивки, где один за другим возникали первые огни, уже стемнело – и я ощутила, как по затылку скользнул холодок беспокойства.
Я боялась темноты. Боялась с той самой ночи, как карлик со светящимися зеленью глазами – позже я узнала, что это был фэйри – украл мою сестру, но почему-то не тронул меня. Только воткнул в горло волшебную иголку, которая обрекла меня на два года немоты, пока странный, чудной человек, назвавшийся Раферти, не вытащил ее, легко и безболезненно, как опытный врачеватель – рыбью косточку. Вот только что чувствовала я эту иглу, холодную, тоненькую – а в следующее мгновение она уже пропадает, и Раферти хитро улыбается, показывая мне на широкой, мозолистой ладони нечто, похожее на гнутый стеклянный волосок, который блеснул в свете очага, да и пропал без следа, осыпавшись мельчайшей пылью…
Сейчас, оглядываясь назад, я не могу с уверенностью сказать, кем на самом деле был этот Раферти, забравший меня из родного дома и приведший в холодный северный край, в Одинокую Башню. Бродягой, менестрелем, а может и волшебником, кто его знает. Но вот почему-то человеческая его природа не вызывала у меня ни малейших сомнений. Ощущалось в нем что-то такое… родное, близкое, понятное. То, чего я не ощущала ни рядом с летней ши-дани, ни уж тем более – с фэйри по прозвищу Наперстянка.