В течение месяцев войска Роммеля, защищенные береговыми зарослями и минными полями, находились в состоянии ожидания в бетонных укрытиях. Но на свинцовых водах пролива кораблей не было видно. Все было спокойно. В то пасмурное воскресное утро из Ла-Рош-Гийон тоже нельзя было обнаружить признаков вторжения союзных войск. Началось 4 июня 1944 года.
Роммель в одиночестве сидел в комнате на первом этаже, которая служила ему кабинетом. Он работал за массивным столом эпохи Ренессанса. Рабочее место освещала только настольная лампа. Комната была высокая и просторная. Одна из стен была украшена гобеленом. На другой висел портрет герцога Франциска, писателя и проповедника XVII века, одного из предков современных герцогов. С портрета в золоченой раме надменно смотрел бывший владелец замка. На отполированном паркетном полу беспорядочно стояло несколько стульев. Окна комнаты были занавешены толстыми шторами. Больше в помещении ничего не было.
Кроме самого Роммеля, в кабинете не было ничего, что принадлежало фельдмаршалу. Не было фотографий его жены Луизы-Марии и его пятнадцатилетнего сына Манфреда. Не было вещей, напоминавших о его великих былых победах в пустынях Западной Африки, не было безвкусного фельдмаршальского жезла, которым великодушно наградил его Гитлер в 1944 году (золотой жезл был длиной 18 дюймов, весил 3 фунта,[2] был покрыт красным бархатом и увенчан орлами и черной свастикой). Роммель лишь однажды брал его в руки – в день награждения. В комнате не было даже карты с нанесенной оперативной обстановкой. Легендарный «Пустынный лис» был, как и прежде, скрытен и неуловим; он мог в любую минуту покинуть комнату, не оставив после себя никаких следов.
Несмотря на то что Роммель выглядел старше своих лет (ему было пятьдесят один), он по-прежнему был полон энергии. Никто в группе армий «В» не мог припомнить, чтобы Роммель спал больше пяти часов. В это утро он встал, как обычно, раньше четырех утра. Сейчас он с нетерпением ждал шести часов, когда должен был состояться завтрак с руководством штаба, после которого ему предстояло отбыть в Германию.
Это должно было быть его первое посещение дома за много месяцев. Он собирался ехать на машине, потому что Гитлер сделал полеты на самолете для генералитета практически невозможными, настаивая на том, чтобы самолет обязательно был трехмоторным и сопровождался истребителями. Роммель, который вообще летать не любил, намеревался за восемь часов добраться до Ульма на своем большом черном «хорьхе».