Слышится ближе, ближе
шум непомерных крыл:
Конь с человеческим ликом
россыпи неба скрыл;
Грива – белыми волнами, сам он – словно
туман;
Имя коню – Молния,
эль-Бохран.
Мчит пророка на север десятикрылый гонец,
Хлещет сирийский ветер,
душит, и наконец,
Весь запылён пустынею,
сполохами палим,
Сходит ночной наездник
в спящий Иерусалим.
В уединённом храме
ждут Моисей и Христос,
Вместе молятся трое
до предрассветных рос.
И в выси, откуда Солнце
чуть видимо, как роса,
Конь ездока возносит
на Первые Небеса.
Иерархи́и гигантские ширятся впереди:
Между очами ангела – тысяча дней пути…
Но на последнее Небо глагол непреклонный звал:
Скрывают лицо Аллаха
семьдесят покрывал,
И за покрывалами – голос, как ста водопадов
шум,
Как опоясанный громом
и молниями
самум:
– Восстань и гряди, избранник, вдоль всех
городов и стран,
Провозглашай народам
Мой истинный Аль-Коран! —
Головокруженье… омут…
отпрянувшие Небеса,
Звёзды, летящие вверх… Гаснущие голоса…
Толща холодных туч…
Старый кирпич
стен…
Ещё не остывшее ложе
и плоти свинцовый плен.
По-прежнему бдит над Меккой
белой кометы хвост,
Дух песков остывающих
и острых могучих звёзд.