План повторного наступления пришел ко
мне не сразу, мстить пауку за свой позор я решил изощренным
способом. Покопавшись в мусорных баках, отыскал кусок шланга,
детское ведерко и моток тряпок. Слив из бака заледенелой иномарки
дизельного топлива, побрел обратно в подъезд, на седьмой этаж.
Волосатая скотина меня уже ждала. Сбросив переломанные лапы и
отрастив хитин поверх обожженного тельца, теперь уже наполовину
лысое насекомое засело под потолком. Роняя на пол слюну из своей
зубастой пасти, арахнид неотрывно следил за мной всеми своим
глазенками, кровожадно глацал челюстью и мерзко так приговаривал
«ща-ща-ща-ща». Шипел, короче. Мне же это слышалось как «Ща-ща-ща я
тебя тут укокошу», било по морально-волевым и знатно так
деморализовало. Однако к пауку на площадку я все-таки поднялся.
Продемонстрировав насекомому два
мотка вонючих тряпок, неожиданно запихал уродливым старухам в рот.
Вылив топливо из ведерка на опешивших кухарок, достал из кармана
инопланетную зажигалку. Определенно, паук считал себя хитрее. И он
прав. Но я подлее.
- Кранты твоему обеду! - я злорадно
оскалился, наблюдая как засуетилась хитиновая падлюка у себя на
потолке.
Воспламенив зажигалку, поджег
уродливых бабок. Поглядывая, как зубастая падла ошалело скачет
вокруг своего полыхающего обеда, я злобно хохотал, подозревая, что
схожу с ума. Потому не сразу вспомнил о сумке с трофейным барахлом.
Когда вытащил рюкзак из паутины, уже было поздно. Арахнид
окончательно взбесился и прямо у меня на глазах отрастил из своего
брюха здоровенное жало. Ещё и поглядел на меня так… выразительно. Я
только и успел, что сделать пару шагов вниз по лестнице, прежде чем
получить хитиновую иглу под ребра. Сосчитав лицом все ступени на
этаже, я деревенеющими руками полез в спасительный рюкзак. Вытащив
из сумки бутылёк с перебродившей мочой зубатых барменов, опрокинул
на свой бушлат и окончательно потерял контроль над телом. Вонь от
меня полилась крышесносная. Настолько крышесносная, что волосатое
чудовище трижды подбегало, пробовало ухватить за руку или ногу и,
не вытерпев запаха, вновь убегало. Когда паралич стал понемногу
отпускать, я по-пластунски двинул на выход, перекатываясь между
этажами палкой протухшей колбасы. Паук, не теряя надежды,
преследовал вонючего меня до самого выхода. И только когда я
вывалился за порог подъезда, многолапая образина плюнула в меня
паутиной и гневно шипя побежала спасать догорающий обед. Дальше так
продолжаться не могло.