— Нет! — взвизгнула я и дернулась. Он ведь большой, не так сразу.
Но оборотням было все равно. Одноглазый и Варль держали меня, а Раель направлял свой член. Когда головка скользнула по складочкам, возражать расхотелось. Вспомнилось томление, пальцы Одноглазого, дыхание в шею — все возродится. Бежать все равно поздно, а заветное удовольствие было так близко.
Еще не до конца смирившись, я расслабилась и позволила управлять собой. Все-таки мужская сила таила в себе очарование. Ощущать их неистовство, влечение и раскрепощенность… а в этом что-то было.
Пыхтя, Одноглазый задирал мою рубаху. Он оголил грудь и принялся торопливо сжимать то одну, то другую. Как упоительно он двигался, как будоражило нетерпение. А тут еще член Раеля прижался ко входу. Прекрасный миг перед проникновением, когда желания вот-вот сбудутся, станет совсем хорошо и можно будет забыться. Руки Раеля на бедрах, Одноглазого — на сосках, Варль, который давил на плечи… как много всего, и как приятно.
Измученный ожиданием Раель резко опустил меня вниз. Я дернулась и ждала чего-то плохого. Слишком все быстро, и член большой и… не знаю, но это пугало. Раель громко застонал и только тогда я почувствовала его внутри. Действительно большой, но ощущения приходили медленно. Твердость внутри будто росла, росла и росла. Растягивала меня, продвигалась глубже… был ли предел?
— Что такое? — шепнул Варль.
Он прикоснулся губами к уху, гладил шею, и все так медленно, спокойно. Раель тяжело дышал и не двигался, ожидая позволения. А Одноглазый уже понял, что его не простят, и помогал себе рукой. Он мелко подрагивал, пыхтел и напоминал, что удовольствие существовало. Нужно только расслабиться.
— У людей меньше, — сказала я, боясь вздохнуть и почувствовать дикую боль.
Действительно было больно, но это меркло в ощущении наполненности.
— Неприятно? — спросил Варль.
Голос снова прозвучал участливо. Я даже забылась и посмотрела на него — внимательный взгляд и никакой насмешки. Не такой он и гад, наверное. Решить не дал Одноглазый, который выбрал одну грудь и стал ритмично сжимать ее, крутить кистью и шипеть над ухом.
— Кажется, нет, — ответила я и закрыла глаза.
Так было приятнее. Чувства обострились, даже в боли появилась своя прелесть. Ласковые касания Варля успокаивали, Одноглазый наклонился и обхватил губами сосок. Он обводил его языком, прикусывал, и все это быстро, словно оставалось мало времени.