Братья наши меньшие - страница 2

Шрифт
Интервал


      Увидел зайца – стал реветь:
«Ну, рассказывай, косой.
      У тебя талант большой
Помечтать о царском троне.
      В лесу нынче я в законе!
Аль ты этого не знал?»
      «Знал, Потапыч, знал, конечно!
Прошлой ночью
      Я бе(з)печно выпил
Много мумиё,
      Эту гадость, чтоб её…
И рассудок помутился.
      Ишо ночью сон приснился:
Будто я, как прежде, встарь,
      Среди зверя – Государь!
Стал гонять свою зайчиху…
      В доме было много крику…
Я послал её подале, чтобы звери увидали…»
      Зубами щёлкнув, вставил волк:
«Что беседы разводить без толку?
      Съесть его и баста!
У меня на кухне соус есть и томатна паста…»
      Лось расстроился совсем:
«Я зайчатины не ем…»
      Стали все голосовать:
Плотоядны – за съеденье,
      Травяные – за прощенье.
И медведь подвёл итог:
      «Прекращаю этот торг.
Выношу постановленье:
      Отдать зайца на съеденье —
Обидеть тех, кто ест траву.
      Сам его я накажу.
Ему уши оборву».
      Ушки зайцев на макушке
Чуть заметны раньше были.
      Зайцы в лесе, на опушке,
В маленьких избушках жили.
      Медведь дальше стал читать:
«Зайца дом – конфисковать.
      Уши вытянуть длинней,
Чтобы до скончанья дней
      Зайцы с длинными ушами
На свет Божий появлялись
      И никогда не изменялись!»
Вот метаморфоза!
      Медведь уши стал тянуть
Без всякого наркоза!
    Заяц плакал, и кричал, и медведя умолял,
Чтобы не так больно…
      Наконец, медведь сказал:
«Ну, кажись, довольно…»
      Уши длинные у зайца —
Необычный вид…
      «Подлечить бы надо мужа» —
Зайчиха говорит.
    У зайчихи, у неё, оставалось мумиё…

Чёрный баран

Всякая живность в деревне бывает: и птицы всякой полно, коров, коз, овец. Люди умели разговаривать со всякой животиной, и те их понимали, хоть сами и не разговаривали: человеческий язык со временем стал забываться, а понимать – понимали. И вот в одном дворе объягнилась овца и принесла трёх ягнят. Эти три пушистых комочка стали подрастать. Двое-то овечками оказались, а третий – барашек, стало быть. Овечки – одна белая, другая бурая, как медвежонок, а барашек – тот весь чёрный, как смоль, только на лбу белая звёздочка. Вот, растут сёстры с братом, резвятся на лугу. А барашек как-то меньше с овцами находился, его больше к людям тянуло. Слушал, как они говорят, как песни поют. Постепенно он научился понимать некоторые слова и (ох, умора!) пробовал даже выговаривать их. Вот хохоту-то было! Повадился он бегать на мельницу. Часами мог он стоять и глядеть, как мужики муку засыпают в мешки и грузят на телеги. Подрос барашек и превратился в красивого чёрного барана. Он мог запросто выкрикивать некоторые слова, которыми мужики награждали друг друга. К примеру: «Куда прёшь?», «Завяжи узел!», «Муку не просыпь!..» и другие. Все уже давно привыкли, что баран ходит без овец, сам по себе, и любили с ним поговорить.