Так и вернулись они домой, не повидав Василия. Довелось Андрею Григорьевичу свидеться с ним только на следующий год, когда на прииск Шаманку из Горного Зерентуя и Кутомары пригнали работать партию каторжан. Мунгаловцы, часто возившие в Шаманку на продажу дрова, скоро приметили своего земляка, а самые отчаянные даже ухитрились переброситься с ним словечком. Как-то зимой Андрей Григорьевич отправился с возом дров в Шаманку, надеясь хотя бы издали увидеть Василия.
Каторжане работали на дне глубокого карьера у покрытого льдом искусственного озерка. Вокруг них, на рыжих отвалах, опершись на винтовки, стояли конвойные солдаты в полушубках и черных папахах. В карьере дымно пылали на мерзлой земле костры. Время от времени подбегали к ним погреться каторжане в серых суконных шапках. Тут же надзиратель-приемщик с деревянной саженью в руках принимал от казаков дрова и отгонял прочь каторжан, подходивших слишком близко.
Андрея Григорьевича изрядно прохватило мартовским утренним холодком. Когда он договорился о цене и стал складывать дрова на отведенное приемщиком место, пальцы отказывались гнуться. Редкое полено не валилось у него из рук. Приемщик беззлобно пошутил над ним:
– Эх, старик, старик! Погнала же тебя нелегкая с дровами. Тебе на печи лежать надо, а ты торговать пустился.
– Нужда-то не свой брат, – попробовал улыбнулся Андрей Григорьевич, все время искавший глазами Василия.
Надзиратель сжалился:
– Иди, дед, к огню, погрейся, а я пока с другими займусь…
Василий, давно заприметивший отца, зорко наблюдал за ним, стараясь держаться ближе к нему. Когда Андрей Григорьевич подошел к костру и, сняв рукавицы, протянул к огню растопыренные пальцы, Василий поспешил туда же. Он стал на противоположной стороне костра и, чтобы унять волнение, начал ожесточенно потирать над огнем руки. Андрей Григорьевич рванулся к сыну, но тот предостерегающе приложил палец к губам. С трудом отглотнув подступивший к горлу комок, негромко, чтобы не привлечь внимания ближайшего солдата, сказал:
– Ну, здравствуй, отец!
– Эх, Васюха, Васюха, – не сдержавшись, заплакал Андрей Григорьевич. Горько ему было видеть любимого сына в арестантской одежде. – Вот как свидеться-то довелось, – и почувствовал, как земля поплыла у него из-под ног.
– Не надо… Не надо так расстраиваться, отец, – донесся до него напряженный голос Василия. – Как живете-то?