Прибывшее начальство и местные вожди размещаются в огромном кабинете главного. За длинным деревянным столом.
Начинается совещание.
Охрана остается в коридоре и соседних кабинетах. Анатолий и еще двое молодых, спортивных, поджарых ребят из столицы нашей Родины города-героя Москвы сидят в комнате рядом со штабом, бесцеремонно бросив на канцелярские столы с бумагами автоматы и бронежилеты. В окно с высоты птичьего полета ему видно все, что происходит на площади.
Разговор с москвичами не клеится. И он молча думает о происходящем: «Да как они могут? Что они понимают в кадровой политике? Республика погрязла в коррупционных скандалах. Люди устали от постоянного взяточничества и кумовства. Надо наводить порядок. А местные кадры, они все повязаны. Все родственники. Кумовство и жузовщина. Все Абеке, Береке… Разве такое мыслимо на семидесятом году советской власти?…»
Мимо их комнаты потянулись участники совещания. Один из них, тучный, полный, в генеральской милицейской форме цвета маренго, резко жестикулируя фуражкой с красным околышем, отчетливо говорит другому:
– Раз ничего не можем сделать, надо разгонять.
«Вот так вот. Правильно, – одобрительно думает Казаков, вставая со стула и выглядывая в окно. – Пожестче, а то развели антимонию». Он, правда, не знает, что такое антимония, но слово ему нравится, и он даже повторяет его вслух:
– Антимония!
Оба сидящих рядом оперативника вопросительно смотрят на него… А потом недоуменно переглядываются между собой.
* * *
Тогда, после стажировки на выставке «Фотография в США», он твердо решил: «Обязательно вернусь в Алма-Ату. На работу».
Но надо было еще закончить «вышку» в Москве. Получить назначение. Поэтому он старался изо всех сил.
И преуспел.
Отобрали из их выпуска сначала пограничников, потом связистов, наружку. Ушли давно уже распределенные ребята в службу внешней разведки. Настал и их черед. Прочитав приказ, он аж заскакал на одной ножке и с ходу принялся обнимать своего дружка Алексея Пономарева:
– Леха! Я попал!
Рыжий взял из его рук белый листок с текстом и хмыкнул, морща конопатый нос:
– Направить в распоряжение республиканского комитета. Ну и что из этого следует?
– Как что следует? Я рапорт подавал…
– Ну и что радуешься? Вот я могу радоваться. В Москве остаюсь. А тебя, может, еще куда кинут. Из города.