– Ты воин, тебя забрали со службы, – сказала она, когда он опустил флягу и вытер губы тыльной стороной руки. – Почему за мной не послали представителя Компании?
– Могло случиться нечто такое, что случилось. К тому же я в определенном смысле представитель-посредник. Исполняю роль связующего звена между армией и королевским двором, когда того требуют нужды Компании.
Вот почему он так отлично говорит на хинди.
– Но ведь это поручение моего отца, а не Компании.
– Когда дело касается твоего перемещения в Калькутту, их интересы совпадают, – сухо ответил Ник. – Кроме того, твой отец занимает такое почетное положение, что, пожелай он отослать меня по сугубо личному делу, никто бы не стал возражать.
«Сэр Джордж мне как отец», – обмолвился он, тогда в его голосе звучали глубоко скрытые чувства. Слова, впрочем, казались довольно загадочными.
И вот сейчас, глядя на его расслабленную широкоплечую фигуру, она внезапно подумала о единственно возможной разгадке, и ее словно ударило чувство, отдаленно напоминающее ревность.
– Ты сын моего отца? – резко спросила Ануша.
– Конечно нет! – Ник, нахмурившись, глянул на нее. – Как тебе такое пришло в голову?
– Ты на него похож, и ты сам сказал, что он тебе как отец.
Она почувствовала себя идиоткой. Но подозрительной идиоткой.
– Я не похож на него. Мы с ним одинакового роста и сложения, но глаза у меня зеленые, а у него серые, как у тебя. У него нос с горбинкой, мой прямее. И волосы у меня более светлые.
Отчего это облегчение? Будь он ее единокровным братом, нечего опасаться его как мужчины. И своих необузданных желаний – тоже.
– Иначе говоря, если ты испытываешь к нему столь сильные чувства, значит, твой настоящий отец мертв?
– Нет, он живет в Англии. Я не видел его уже двенадцать лет. С тех пор, как он отослал меня в Компанию на должность писаря в семнадцатилетнем возрасте.
– Простого клерка? Но это очень скромная должность для джентльмена.
Она, разумеется, не стала бы ревновать, окажись Ник ее братом. Это мелочно, ведь она не питает к отцу никаких нежных чувств. Да одари он ее целым выводком сестер и братьев по всей Калькутте, ее волновало бы только одно: столь же ужасно, как с ней и ее матерью, он обращался с ними? Ей не хотелось думать об отце. Зачем? Они оба не желают иметь друг с другом ничего общего. Стоило бы забыть его, но застарелая боль не позволяла. Душевная рана вечно ныла, обнажая ее слабость.