– Сговорилась! – фыркала Зина, возмущенно колыхая своим мощным бюстом. – Ишь ты! Надо мне! И из-за чего скандалить?! Из-за трех чебуреков?! Из-за ста пяти рублей! Измельчали мужики! Тьфу!
– Измельчали, – покорно согласилась Елена, боясь, что в случае возражения Зина начнет приводить примеры в доказательство собственной правоты и разговор затянется до бесконечности.
В Рогачевске было принято договаривать, если уж начался разговор. Оборвать собеседника на полуслове и сказать «извини, я спешу», означало обидеть человека.
– Терпения тебе, Зин, – сказала Елена. – Пойду я, а то…
– И тебе того же, – с чувством сказала Зина. – Тебе много терпения надо, с твоими-то проблемами…
В маленьких городах слухи разносятся мгновенно. С одной стороны, это не всегда приятно, с другой – довольно удобно. Не надо рассказывать о своих проблемах, потому что всем и так все известно. Елена не очень-то любила делиться проблемами с окружающими, но сейчас был особый случай, которому хотелось придать максимальную огласку. В борьбе с несправедливостью огласка иногда помогает.
– Я всем говорю, – воодушевленно продолжала Зина, – что это подстава! Полгорода к тебе ходит – и никто не траванулся, только двое тверских в больницу попали! Я тебе, Лен, скажу, как это делается, я ж вдвое дольше твоего в этом бизнесе кручусь, всякого навидалась! Нашли двух ханыг, которые траванулись колбасой с помойки, и заплатили им за то, чтобы они тебя оговорили! А в пробах, которые у вас брали, при желании можно все что угодно найти! Своя рука – владыка…
– При желании все возможно, – согласилась Елена.
– Что делать думаешь? – поинтересовалась Зина, сменив бодро-напористый тон на участливый. – Уступишь? Я же понимаю, откуда ветер дует…
– Не знаю пока, что делать, – честно ответила Елена. – Но уступать не хочется…
Следователь показывал ей ксерокопию чека, предъявленного «пострадавшими». Два стандартных бизнес-ланча по сто пятьдесят рублей – салат, суп, второе, напиток – морс, компот или минеральная вода. Конкретные блюда, выбранные клиентами, в чеке не указывались, но в своих заявлениях «пострадавшие» написали, что оба они ели капустный салат, борщ, бефстроганов с картофельным пюре и запивали минералкой. Елена представила следователю документы, подтверждавшие, что в тот день клиентами было заказано шестьдесят две порции капустного салата, сто двадцать три порции борща, сто семь порций бефстроганова и сто шестьдесят восемь порций картофельного пюре. Но отравилось при этом всего два человека. Не кажется ли это странным? Услышала в ответ, что нет, не кажется. Не все заболевшие могли обратиться за медицинской помощью, не все заболевшие могли связать факт заболевания с посещением кафе «Старый город», и вообще дизентерийная палочка могла быть не в еде, а на посуде или на столовых приборах. Взяла официантка тарелки с приборами грязными руками – передала заразу клиенту. Пострадавшие есть? Есть. Чек, подтверждающий посещение кафе, в деле есть? Есть. Дизентерийную палочку в кафе нашли? Нашли. Можно сушить сухари. Впрочем, следователь, который вел дело, в отличие от Запрудина, Елену не запугивал. Сразу сказал, что состояние пострадавших средней тяжести, что жить они точно будут, поэтому отвечать Елене придется по первой, самой «легкой» части двести тридцать восьмой статьи. И добавил, что лишения свободы ей нечего опасаться, потому что ранее несудимую мать-одиночку, имеющую несовершеннолетнего сына, суд свободы не лишит, ограничится штрафом, но штраф этот будет крупным, очень крупным. И вдобавок придется выплатить пострадавшим компенсацию за физический и моральный ущерб.