Дети, учившиеся со мной, слышали хорошо, они не носили слуховых аппаратов, не вглядывались в движения губ собеседника, для того чтобы догадаться, о чем идет речь. Это были здоровые дети. Я хотела подружиться с кем-нибудь из них, рассказать о своей стране, где все носят настоящие имена и счастливы. Но они не слушали. Я рвалась в дружбу, мечтая найти того, с кем можно будет поделиться полетами над дорогой, обсудить рассветы над зеленой горой. Только однажды девочка по имени Кристина, с длинной пшеничной косой, очень красивая, снизошла до общения со мной. Она стала моей первой подругой. Светку Белоусову, знакомую с младенчества, я в счет не брала. С Кристиной мы вместе ходили в столовую, иногда она списывала мои домашние задания и разрешала мне подавать ей сменную обувь из мешка. Один раз я случайно подслушала ее разговор с Димкой Илларионовым о том, что снисходительность – удел королев, и поэтому она не станет прогонять инвалида: «Подобная связь возвышает над обществом и в глазах учителей». Вечером я спросила у Насти: «Кто такие инвалиды?» Она промямлила что-то, но я не поняла; у мамы спрашивать не хотелось, она, как мне казалось, вряд ли обрадуется такому вопросу. Они скрывали от меня что-то важное, а это неприятно.
Училась я плохо. Основной оценкой, заслуженной, но не без натяга, законно поселившейся в моем дневнике, стала тройка. Но это никого не смущало: «Главное – чтобы ребенок учился в общеобразовательной школе и не общался с придурками, машущими руками, тупыми и ограниченными в силу природного недостатка».
Кристина, наигравшись в благотворительность, нашла себе другую подругу, и я, оставшись в полном одиночестве, увлеклась учебой. Мне понравилось, что все предметы подчиняются своим специфическим законам, понятным, если вглядеться в первоначало.
В мой дневник стали заглядывать четверки, однажды даже прихватив с собой пару пятерок.
К концу восьмого класса я выбилась в хорошистки и влюбилась: смешной такой мальчишка, с голубыми глазами и растерянной улыбкой на подвижном лице и таким же забавным, как он сам, именем, Миша Мохначев. Мне сразу представлялось что-то совсем мягкое, мохнатое, с теплой шерстью и совсем не злое. Теперь маме не приходилось канючить по утрам: «Варя, вставай, уже скоро девять, в школу опоздаешь». Я перестала опаздывать. Предчувствуя звонок будильника, вскакивала, бежала в ванную. Надо было успеть принять душ, надеть что-нибудь эдакое и по-взрослому попить кофе, о чае с бутербродами или каше и речи быть не могло. Где вы видели взрослую женщину за тарелкой каши? Это для детей. Я же выросла и познала любовь, у меня появился молодой человек, правда, он еще не знал этого.