Главное здание первой из означенных выше школ наполовину лежало в руинах после войны. Занятия велись в уцелевшем крыле, остальные части здания строители восстанавливали уже при мне. Вскоре после моего прибытия в школу педагоги устроили субботник – совместным «коммунистическим» трудом школьники старших классов должны были расчистить и выровнять там некий разбитый машинами проезд. Я успел подойти туда, когда работа уже кипела вовсю, сыскал свободную лопату и пристроился с краешку к ряду наших ребят, стараясь интенсивностью усилий скрасить неблагоприятное впечатление от опоздания в строй. К моему удивлению, я был встречен ухмылками и непонятными шутками ближайших ко мне ребят и ядовитыми окриками тех, кто подальше стоял. Оказалось, весь фронт работ был поделен педагогами на участки по классам, который класс раньше свою работу закончит – тот раньше домой и уйдет. Напрасно я апеллировал к волшебной прелести свободного труда при коммунизме – точка зрения распорядителей этого «мероприятия» оказалось иной. Я продолжил «свободный коммунистический труд» на участке своей «бригады», но радости от субботника не получил.
Далее все продолжалось примерно в таком же ключе. Самодеятельность в школе оказалась без иностранного языка, и первую же свою русскоязычную роль я блистательно провалил. Я должен был сыграть растерянного интеллигента в водовороте революционных дней. Я должен был рассеянно выйти на сцену, остановиться над героем-красногвардейцем, раненным в страшном бою за светлое будущее всего рабочего мира и бросить в пространство какую-то реплику, вроде того: «О времена! О нравы!» Затем должны были подбежать другие герои, и дело бы дальше пошло. На репетициях все шло как надо, но выйдя на сцену, я вдруг подумал, что образ заблудшего интеллигента как бы недостаточно достоверен в игре, ранее отрепетированной мной. Этот старорежимный интеллигент наверняка был верующим человеком. В такой момент экспромт рождается мгновенно, любой артист ответит: «Это да!». Долго не думая, я вышел в нужную точку, посмотрел на лежавшего «красногвардейца» (так и подмывает написать – который рожи там строил мне; но это неправда, он старательно скромно лежал) и… крестным знамением я себя осенил! Хохот в зале взорвался неимоверный. Это был гомерический массовый хохот, сыпался мел с потолка. Ну и что? Комики в нашем репертуаре были не нужны, и в дальнейшем меня ограничили (даже в «Борисе Годунове»! ) работой над реквизитом, чему я тоже очень был рад.