В те годы, когда средства диагностики сердечных заболеваний были крайне несовершенны, такой признак даже считался весьма существенным[75].
Ощущение тревоги в таких случаях отчасти возникает из-за появляющегося чувства тяжести в грудной клетке. Фрейд ярко описал его в своем письме от 19 апреля 1894 г. Отчасти это происходит из-за неожиданности и непредсказуемости начала очередного приступа. То, что позже Фрейд представил как суть «травмирующей» ситуации – внутренняя беспомощность «Я» перед лицом грозящей опасности, – проявляется и в этой болезни. Кроме того, как медик, он понимал истинное значение своих симптомов, что также усиливало его тревогу.
Однако описанные Фрейдом приступы все же не вызывали в нем какого-то особенного ужаса. Как указывалось раньше, лишь однажды в своем письме он упомянул о появившемся у него страхе смерти (см. главу 4). Принимая во внимание полнейшую искренность и доверительность его писем к Флиссу, мы можем полагать, что Фрейд, несомненно, не раз бы поведал о своих страхах, если бы он действительно их испытывал. Следовательно, нельзя утверждать, что Фрейд вообще не испытывал страха смерти, особенно в период своих наиболее сильных приступов, или не имел мрачных предчувствий, что очередной такой приступ может оказаться роковым. Однако мы можем заявить, что происходящее прежде всего вызывало у Фрейда депрессию и появление навязчивых мыслей о возможной длительности своей жизни. Этот настрой, свободно выражавшийся на страницах писем к Флиссу, был неразрывно связан с рядом мучивших Фрейда вопросов. Их можно было бы сформулировать следующим образом: «Не слишком ли грандиозна задача, за решение которой я взялся? Не беру ли я на себя слишком большую смелость? Смогу ли я прожить достаточно долго, чтобы хотя бы издали увидеть свою землю обетованную?» (Впоследствии он выразил эти мысли в одном из своих последних писем к Флиссу; см. главу 6.) Возникавшая после сердечных приступов депрессия была не в состоянии перечеркнуть фактические успехи, которые сопровождали движение Фрейда по избранному им пути, что делало мучившие его вопросы еще острее. Сверх того, хотя это и может прозвучать неправдоподобно, но даже в пору самого угнетенного настроения и в периоды, когда прогресс в лечении пациентов оказывался более чем незначительным, Фрейд никогда не ставил под сомнение истинную ценность своих открытий.